Теперь же он был вынужден признать свою ошибку.

– Как? Вы не танцуете? Но почему, господин полковник? – вдруг раздался за спинами собеседников голос – самый ласковый на всем белом свете.

Буквально в шаге от Мэн-Арди стояла баронесса собственной персоной.

«Она нас слышала», – подумал он и пристально вгляделся в лицо мадам де Мальвирад. Та с самым невинным видом добавила:

– И вы тоже, господин де Мэн-Арди? Будет вам! Будет! Вперед, молодые люди, за дело, прошу вас.

С этими словами баронесса фамильярно взяла их под руки и увлекла за собой.

– Вы, Мэн-Арди, пригласите вон ту красавицу-брюнетку, мадемуазель Падарнак, дочь знатного торговца. Но берегитесь ее кузена Людовика, он ревнив, как тигр.

И отпустила руку совершенно оторопелого Годфруа.

– Что касается вас, красавец-полковник, то вы заслуживаете лучшего. Пойдемте со мной.

Баронесса повела офицера в уголок салона, где, увенчанная копной седых волос, восседала, словно королева, мадам де Блоссак.

– Моя дорогая графиня, – сказала она, – позвольте представить вам полковника де Сезака, которого король в один прекрасный день сделает генералом. Этому офицеру тридцать три года и он храбрее даже своей шпаги.

Мадам де Блоссак встала и принесла военному свои поздравления, после чего баронесса представила его маркизе де Женуйяк, которая, несмотря на свои тридцать два года, все еще была восхитительно красива и сохранила неувядающий блеск юности.

Затем полковника познакомили с Филиппиной и Эрминой, которые узнали его и встретили с большой радостью, ведь читатель уже понял, что именно этих двух девчушек полковник с майором Монсегюром защитили от злополучной Меротт.

Робер де Сезак был ослеплен изумительной красотой мадам де Женуйяк, которая очень походила на мать огромными глазами и пышными золотистыми волосами.

Вначале полковник принял ее за женщину, совсем недавно вышедшую замуж, но когда он узнал, что она мать Филиппины и ее сестры, его восхищение тут же сменилось немым восторгом.

Перед лицом такого очарования офицер будто воды в рот набрал. Единственное, на что он был в этот момент способен, это склониться перед маркизой в безмолвном поклоне.

– Будь бдителен, полковник, – прошептал ему только что подошедший майор Монсегюр. – Это враг, перед которым ты капитулируешь с превеликим удовольствием.

– Замолчи, несчастный, замолчи, – и вновь умолк, будто хотел без остатка раствориться в невыразимом созерцании.

Тем временем Годфруа танцевал с мадемуазель Падарнак, которая действительно была очаровательна. Но сердце его принадлежало другой.

Когда он усадил партнершу на место, его взял под руку Коарасс.

– Знаешь, кого я только что видел?

– Не знаю. Говори, не томи.

Помощника королевского прокурора де Кери. Сей кавалер, похоже, веселится вовсю.

– Смотри-ка! В самом деле!

– Да! Это доказывает, что мы здесь оказались в прекрасной компании и что все твои подозрения не имеют под собой оснований.

– Дай-то бог, мой дорогой Ролан.

Едва они обменялись этими фразами, как юный Коарасс наклонился к другу и испуганно спросил:

– Но что это с тобой?

Мэн-Арди поднял голову и спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Взгляни на свою рубашку! – продолжал Ролан.

Годфруа опустил глаза.

– Гляди-ка, и правда! Пятнышко крови. Даже два! И что все это значит? Да ты на себя посмотри, Ролан!

На манишке Коарасса, слева, в том месте, где располагается сердце, тоже виднелись два пятнышка крови.

– Странно, – сказал он.

В это мгновение в салоне поднялся шум – кто-то негромко вскрикнул, со всех сторон послышались негромкие возгласы, в которых чувствовались тревога и беспокойство.

– В чем дело? – спросил Годфруа.

– В том, что на платье графини де Блоссак, – ответил им стоявший рядом гость званого вечера, – возникли три пятнышка крови, напоминающие собой крупные слезинки.

– Ах! – раздался другой голос. – Эта же метка есть и на господине де Бланкфоре.

В толпе собравшихся прогремели слова майора Монсегюра:

– Забери меня дьявол, если я знаю, как это могло произойти. Насколько мне известно, кровь из носа у меня не идет, а раны все давно затянулись и ни одна из них не открылась.

– Знаете, если это шутка, то довольно мрачная, – стал громко возмущаться какой-то расфуфыренный тип.

– Смотри! – продолжал Годфруа, указывая Ролану на Сезака. – У полковника, как и у нас, тоже две капельки крови. Кстати, а где наши братья?

– Да вон они! У них тоже метки в том же самом месте, правда, только по одной, – заметил Коарасс.

В противоположном углу салона все сгрудились вокруг мадам де Женуйяк и ее дочерей – каждая из них была помечена все теми же тремя роковыми алыми пятнышками.

– Кровь! – прошептал Годфруа. – Откуда она взялась? Что происходит? Даю слово, я ничего не понимаю.

– Эге! Погляди на господина де Кери. Помощник королевского прокурора в ярости. Сей голубок тоже помечен.

– Направляется к баронессе де Мальвирад. О чем же с ней собрался говорить наш судейский?

Не успел Ролан закончить эту фразу, как в салоне раздался громкий, властный голос представителя закона:

– Мадам, – произнес он, – подобно целому ряду других гостей, я стал жертвой безобразной мистификации и требую от вас объяснений.

– Что вы имеете в виду? – спросила баронесса, с угодливым видом направляясь к молодому законнику.

Но вдруг остановилась, в страхе отпрянула и молитвенно сложила руки.

– Боже праведный! – воскликнула она. – Что это у вас? Это же кровь.

– Совершенно верно, мадам, это кровь или же некое вещество, очень на нее похожее. И по всей видимости, подобный фарс разыграли не только со мной.

– Фарс, сударь… Как бы там ни было, это отвратительно. У кого еще есть такие пятна?

– Мне говорили, что у графини де Блоссак, а также у маркизы де Женуйяк и ее дочерей.

– Как! Этих дам тоже кто-то испачкал столь оскорбительным образом? – воскликнула баронесса, поспешно направляясь в тот уголок салона, где в окружении своей семьи сидела графиня. – Я потрясена до глубины души, совершенно расстроена и не знаю, как все это объяснить. Сейчас мы все выясним. Стоит узнать лишь…

Пожилая дама направилась к двери салона, но по дороге вдруг столкнулась с полковником и майором.

– Как! Вы, полковник, тоже? И наш бравый майор. Это уже слишком.

В салоне стояла гробовая тишина. Гости переглядывались друг с другом, каждый строил в голове догадки по поводу этого необъяснимого события.