– Морису? – Мейси села за стол, взяла ложку, начала есть подливку, оставив жирный кусок грудинки на потом.

– Доктор Бланш как раз шел от главного дома, а тут Сандермир скачет. Посмотрел этак на Сандермира – но молча. А потом, когда тот скрылся на своем бедняге-гунтере, доктор Бланш спросил меня, кто это такой.

– Он еще что-нибудь сказал?

Фрэнки протянул руку за хлебом и посмотрел дочери прямо в глаза.

– Да, сказал. Если, говорит, у Мейси найдется минутка, пускай зайдет. По-моему, он очень… встревожился. Да, встревожился – вот подходящее слово. Я ж видел – Сандермир ему не понравился. И мне тоже.

Мейси покосилась на большие настенные часы, перевела взгляд на отца.

– Пожалуй, зайду к доктору Бланшу после ужина, если, конечно, ты не против, папа.

– Про меня не думай, милая. Раз уж тебе приходится иметь дело с типами вроде Сандермира, поговори с доктором Бланшем. Глядишь, он что-нибудь путное присоветует.

Мейси кивнула:

– Так и сделаю. А рагу – просто объеденье.

* * *

После ужина отец с дочерью вымыли посуду, и Фрэнки уселся у камина с газетой. Мейси надела жакет и пошла садом к дому Мориса Бланша. Морис был в оранжерее – его силуэт маячил за стеклом.

Морис наверняка заметил фонарик, который несла Мейси, – приблизившись к парадному входу, она обнаружила дверь открытой. Морис встретил ее на пороге.

– Как я рад, Мейси, что ты пришла.

Он протянул ей обе руки, и Мейси сжала их.

– Давно мы не виделись, верно, Морис?

– Входи. Устроимся в гостиной. Камин уже горит. Выпьем по рюмочке и поговорим. – Он на ходу обернулся и добавил: – Как в старые добрые времена.

Не прошли они и нескольких шагов, как Мейси поняла: Морис Бланш «прочел» ее эмоциональное состояние и теперь отзеркаливает ее походку, осанку, манеру держаться – с какой целью? Что он хочет выяснить? Степень ее самообладания? Запасы душевных сил? Конечно, доктор Бланш попытается точно узнать, что она чувствует, а уж опираясь на эту информацию, выберет тон для начала разговора. Только в этот раз первая фраза будет принадлежать Мейси.

– У меня новость, Морис.

Мейси села, доктор Бланш позвонил в звонок, чтобы вызвать экономку.

– Плохая новость.

– Да, знаю. На тебе лежит бремя утраты, Мейси.

Она кивнула. Помимо бремени утраты, на ней почти целый год лежало бремя неприязни к Морису. Однако желание поговорить о событиях прошлой ночи оказалось сильнее враждебного настроя.

– Саймон умер. Саймона больше нет, Морис.

Доктор Бланш протянул Мейси бокал портвейна и уселся напротив, в свое любимое кресло с низкими подлокотниками, а хрустальный стакан, в котором было налито на два пальца односолодового виски, поставил на столик. Затем достал трубку, постучал ею по камину, прежде чем набить табаком. Лишь проделав все эти манипуляции, Бланш отреагировал на слова Мейси:

– По сути, смерть наступила для бедняги много раньше.

Мейси кивнула:

– Наверное, так. Морис, я не могу разобраться в своих чувствах.

Бывший начальник и ментор взглянул на Мейси и снова занялся трубкой – сунул ее в кисет, зачерпнул табаку, осторожно, чтобы не уронить ни крошки, извлек.

– На это и рассчитывать не стоит, Мейси. Ты много лет пестовала скорбь – не только по Саймону, но и по собственной утраченной невинности. Я имею в виду множество смертей, что ты видела во Франции юной девушкой. Может ли быть опыт кошмарнее? – Морис замолчал, чиркнул спичкой, принялся раскуривать трубку. Раскурив, поднял взгляд на Мейси. – Минувший год стал для тебя неким водоразделом. Твой срыв во Франции говорит о степени эмоционального напряжения, о гнете воспоминаний. О том, что ты больше не в силах тащить этот груз. Не пытайся задним числом анализировать свою реакцию. Иначе начнешь корить себя за каждый смешок или же отстраняться от всего, что способно принести тебе радость. Запомни, Мейси: нельзя навязывать себе «подходящие к случаю» эмоции – это тупиковый путь.

– Сегодня я встречалась с Присциллой, мы вместе подшучивали над ее мальчиками. А потом я начала писать письмо Маргарет Линч – и мне было стыдно за эти шутки и смех.

– Смерть, Мейси, бросает вызов. С одной стороны, она снимает с наших плеч бремя. С другой – внушает чувство утраты и связанную с ним грусть. Согласись: это гремучая смесь эмоций. Ты уже пережила потерю близкого человека, перестрадала. Следовательно, из двух ощущений, которые дает смерть, тебе осталось одно – чувство облегчения. Не удивляйся ему и не стыдись его. – Морис помедлил, словно оценивая надежность мостков, переброшенных через болото, которое ему предстояло миновать. – Лучше перенесись мысленно в те дни, когда встречалась с Эндрю Дином.

Мейси чуть не подскочила на стуле, но Морис продолжал развивать мысль:

– Тебе нравилось общество Эндрю Дина, он умел тебя рассмешить – но ты постоянно находилась под гнетом обязательств перед Саймоном. Разумеется, я понимаю, имелись проблемы иного характера, однако тебе, Мейси, не следует недооценивать глубину своих чувств и тем более поворачиваться, образно говоря, спиной к открытой двери. Особенно теперь, когда на другую дверь, закрытую в течение многих лет, повешен амбарный замок. Душа Саймона обрела успокоение. Так отпусти же на волю и свою собственную душу. Дай себе жить.

Мейси только вздохнула. Она обдумает слова Мориса позже, когда останется наедине с собой в своей спаленке, в отцовском доме. А теперь, даром что она сама первая заговорила о Саймоне, ей хотелось свести разговор на другое, ибо тема смерти Саймона и для нее была подобна тропке над трясиной.

– Папа сказал, вы видели человека, который сегодня искал меня.

Удобно поместив чашу трубки в ладонь, Морис потянулся за стаканом с виски.

– У меня сложилось весьма негативное впечатление об этом человеке.

– И оно – верное, Морис. Я вот думаю: откуда он узнал, что мой отец живет в Челстоуне?

– Ты ведь работаешь на Джеймса Комптона?

– Да, но…

– Он приезжал поговорить с Джеймсом. Я видел его у парадного входа. Сам я как раз прощался с леди Роуэн, а тут примчался этот человек и стал спрашивать Джеймса. Ему сказали, что виконт – на конной прогулке, и он тотчас вскочил в седло и направил своего гунтера к хозяйственным постройкам. Полагаю, там один из работников подтвердил, что Джеймс отсутствует, а на вопрос «Когда уехал мистер Комптон?» выдал: «Это мистер Доббс будет знать». Тут нежданный гость сообразил, что конюх Доббс как-то связан с мисс Доббс, которая дышит ему в затылок.

– Не сказала бы, что дышу ему в затылок.

– Этот человек постоянно совал пальцы себе за воротник – хотя воротник был не тесный – и щупал шею сзади. На языке жестов это означает, что именно такие у него были ощущения. – Морис хлебнул виски, поставил стакан обратно на стол. – Может, расскажешь подробнее о новом деле? Мы бы вместе обсудили твои изыскания…