— Мне надо домой. — Ольга снова стала кашлять, и на этот раз глоток бренди ей не помог. Все еще кашляя, она поднялась из-за стола.

— С вами все в порядке? — спросила Женевьева.

Ольга резко уронила стакан на столик и нетвердой походкой попыталась пройти к двери. Ее сильно шатало, ноги, похоже, отказывались служить ей. Подруги продолжали наблюдать за женщиной. Ее ноги подогнулись, она потеряла равновесие, пытаясь удержаться, споткнулась о ножку стула и упала.

Проститутки хохотали, над Ольгой или над собственной шуткой, сейчас это было невозможно понять. Бармен качал головой и что-то недовольно бормотал себе под нос. Старики и бровью не повели. А Ольга так и осталась неподвижно лежать на полу.

В такси она безвольно сидела между ними, опустив голову. Она уже пришла в сознание, но, похоже, плохо понимала, что происходит. Глаза были закрыты. Иногда она что-то бормотала по-русски.

— Откуда такая уверенность, что Закари там? — спросила Лулу.

— Я не уверена. Но что нам еще остается? Ведь это мы напоили ее. Я скорее отвезу ее к Закари, чем на рю де Лота. Но, возможно, ты захочешь взять ее к себе?

— Ты, наверное, шутишь! — взвизгнула Лулу. — Это твоя проблема. Ко мне она не имеет никакого отношения.

Такси резко повернуло за угол, голова Ольги резко наклонилась вперед. Женевьева осторожно приподняла ее, вытерла слюну своим платком.

— Здесь дело не только в спиртном, — сказала она. — Потрогай, какая она горячая.

Лулу потрогала ее лоб.

— Будем надеяться, что твой башмачник еще в своей мастерской.

Они завернули на рю де ла Пэ, лицо Ольги осветило множество ярких уличных фонарей. Она казалась бесплотной, бледной, словно призрак. В ней появилась необыкновенная мягкость, которой Женевьева не замечала раньше.

— Должно быть, когда-то она была настоящей красавицей. — Женевьева машинально убрала выбившиеся пряди волос Ольги за ухо.

— Женевьева! — Закари стоял на пороге магазина. На нем была рабочая одежда, рукава засучены по локти. Его улыбка, когда он увидел ее, говорила сама за себя, у Женевьевы сжалось сердце.

— Это не то, о чем ты думаешь. — Она старалась не смотреть в его глаза, опасалась, что выдаст собственные чувства.

— Входи. — Он протянул руку, чтобы коснуться ее, но она отскочила на пару шагов назад, уклонилась от него.

— Я не могу. — Ужасно, что они так поступили с Ольгой. Ей стало стыдно. И чего ради? Если бы Закари узнал…

Он покачал головой:

— Я не понимаю.

…Это была самая утонченная пытка…

— Я слышал о твоей матери, — сказал он. — Я знал, что ты должна вернуться в Англию. Я думал, что, возможно, ты не приедешь. А затем вчера, на модном показе…

— Паоло, я приехала сюда не ради тебя.

— И вот ты здесь! Ты выглядела… я все ломал голову, придешь ли ты. Я понял, что все это время ждал тебя…

Женевьева подумала о Лулу. Она нетерпеливо барабанила пальцами по обивке сиденья и ругалась про себя, голова Ольги тяжело лежала на ее плече.

— Я не могу приходить сюда ради тебя, Паоло. Это не должно повториться. — Когда она снова заговорила, ее голос стал ледяным. Настолько холодным, насколько она могла. — Твоя помощница заболела. Мы привезли ее в такси. Она на рю де ла Пэ.

Водитель отказался помогать вытаскивать Ольгу из такси. Лулу тоже оказалась абсолютно бесполезной, заявила, что должна выкурить сигарету, прежде чем предпринимать что-либо дальше. Закари и Женевьева совместными усилиями вытащили Ольгу из машины.

— Мы поможем вам довести ее до дома, — предложила Женевьева. Она взяла сумочку Ольги, в то время как Закари, прислонив бесчувственное тело женщины к автомобилю, пытался удержать ее в равновесии.

— Все в порядке, я справлюсь. — Закари подхватил Ольгу на руки, словно куклу. Ее голова упала ему на грудь.

— Спасибо, — сказал он. — Спасибо, что привезли ее сюда.

— У нас не было выбора.

— Ничего подобного. Всегда есть выбор. — В этот момент его лицо было более искренним и открытым, чем это когда-либо доводилось видеть Женевьеве. — Я очень благодарен тебе.

— А как же ее сумочка? — спросила Женевьева.

Он прихватил и сумочку, повесив ее на плечо.

— Неужели вы даже не предложите нам выпить? — крикнула Лулу.

— Спокойной ночи. — Закари направился по переходу обратно к магазину.

Лулу выпустила струю дыма.

— Такова благодарность!

Женевьева вдруг почувствовала, как больно защемило у нее в груди.

— Бросай сигарету, садись в такси. Я должна возвращаться домой, к мужу.

20

Миссис Гэллер статью напоминала пароход. У нее были широкое белое лицо и огромный бюст, над которым ее блузка натягивалась до того туго, что всем окружающим становилось видно белье из прочной белой ткани, проглядывающее между пуговицами. Голову венчала невыразительная коричневая шляпа.

Прежде чем встать со стула, Роберт перевернул лицом вниз фотографию Женевьевы в свадебном платье, чтобы не встречаться с ней взглядом. Затем вышел из-за стола и протянул руку.

— Как поживаете, мадам? Я благодарен вам за то, что вы проделали столь долгий путь, чтобы встретиться со мной. — Он был благодарен, хотя не мог ничего поделать с собой и слегка побледнел при упоминании о сумме, которую она потребовала на расходы. Он до сих пор не вполне понимал, почему они не могли просто поговорить по телефону.

— Она считает телефон новомодным аппаратом, которому не стоит доверять тайны, — объяснил мистер Фелперстоун. — Боится, что оператор может подслушать разговор. Она хотела бы поговорить с вами с глазу на глаз. Миссис Гэллер ничего мне не скажет, пока не встретится с вами.

У нее оказалось железное рукопожатие.

— Не стоит благодарности. Я рада познакомиться, можете не сомневаться.

Он позвонил Мари-Клер, своей секретарше, попросил принести два кофе. И еще один для мистера Фелперстоуна, который ждал в пустом офисе в конце коридора. А затем выжидающе приподнял брови:

— Ну, тогда приступим к делу.

Женщина сидела с отсутствующим видом, держа на коленях свою коричневую шляпу, и молчала. Роберт откашлялся.

— Вы сможете рассказать мне все, что помните о моей жене?

— Ну что ж, сэр. Я смотрительница школьных классов, понимаете. Я несу ответственность за девочек после уроков. На мне лежит забота об их здоровье, благополучии, чистоте и тому подобных вещах.

— Да, да. — Роберт все это уже знал. — Но вы можете вспомнить что-нибудь особенное?