И пока маршал Берия разбирался с полученными от своих тайных агентов чертежами, Сталин позаботился о том, чтобы не выпускать из поля зрения обычные полицейские операции. В качестве временной замены он держал наготове своего рода надзирателя по вопросам безопасности, некоего Алексея Кузнецова. Тот принадлежал к выходцам из Ленинграда, и ему покровительствовал Жданов. Говоря другими словами, пока Берия напрягался, чтобы выкрасть атомные секреты, Жданов со своими подпевалами продвигался по лестнице власти. Причем делал это с полного благословения Сталина, который полагал, что, по соображениям личной безопасности, следует стравливать своих подручных.

В тот же послевоенный период Сталин позаботился о том, чтобы военные, и особенно победоносный Жуков, не слишком возомнили о себе. В любой другой стране Жукова бы превозносили за его выдающийся вклад в Победу. А на деле в марте 1947 года он был понижен в должности, когда давнего аппаратчика Николая Булганина назначили министром обороны.

Понижение Жукова, к которому на Западе относились как в высшей степени талантливому командиру, ознаменовало собою ослабление влияния армии внутри страны и почти совпало с приостановкой советского экспансионизма за рубежом. Менее чем за год до назначения Булганина, когда Сталин прикидывал возможное использование Жукова, Советский Союз был вынужден уступить давлению Запада, имевшего атомное оружие, и пойти на единственное территориальное отступление за весь период сталинского правления — вывести войска из северного Ирана. Год спустя, в мае 1947 года, США провозгласили то, что стало известно под названием «доктрины Трумэна», которая помешала коммунистическому проникновению в Грецию и Турцию. А в июне 1947 года был сформулирован план генерала США Джорджа Маршалла. Согласно этому плану, огромная экономическая помощь Америки направлялась в Западную Европу, которая иначе могла бы пасть перед напором политического экспансионизма коммунистов.

Сталин на все на это отреагировал достаточно глупо как с политической, так и с военной точки зрения. В сентябре 1947 года он воскресил Коминтерн (похороненный в 1943 году, чтобы умиротворить западных союзников) под новым названием Коминформ. Задуманный в противовес плану Маршалла, переименованный наследник ставил перед собою те же основные задачи — распространение коммунистической пропаганды и подрывной деятельности, создание контролируемых коммунистами марионеточных организаций и проведение тайных сделок с властными структурами некоммунистов. Грузин допустил еще одну ошибку, открыв центральные учреждения Коминформа в Белграде, где честолюбивый босс Иосип Броз Тито решил укусить кормившую его руку: в июне 1948 года вышвырнул Коминформ из своей столицы и посоветовал Сталину не совать свой нос в Югославию. В августе 1948 года Сталин пошел на военный демарш, заблокировав Западный Берлин. Запад парировал эту авантюру путем введения воздушного моста, по которому перебрасывались необходимые для осажденного города Грузы. Воздушный мост явился не только ударом по советскому престижу, но и привел к созданию Организации Северо-атлантического договора (НАТО). Заключенный Сталиным вместе с группой стран-сателлитов, Варшавский Договор стал скорее политической реакцией, нежели эффективным противовесом перевооружению Западной Европы под эгидой США.

Возможно, берлинская оплошность Сталина частично объяснялась тем, что его внимание отвлекли события внутри страны. Именно перед тем, как он пошел на этот шаг, Жданов и Маленков вступили в подковерную борьбу за второе место в иерархии власти. А потом, в самом начале блокады Берлина, Жданов неожиданно умер. Маленков, Берия и Абакумов как шакалы накинулись на подручных Жданова. Они провели чистку ждановцев, которая зашла гораздо дальше их первоначальных планов и в конечном итоге привела к эффекту бумеранга. Сталин сам взялся руководить чисткой в верхних эшелонах сил безопасности и пригрозил своим ближайшим помощникам проделать с ними то же самое. Только смерть помешала Грузину избавиться от них по примеру Ивана Грозного, который весьма круто поступил со своими опричниками несколько столетий назад.

Между тем появилась угроза сталинской гегемонии в коммунистическом лагере за границей. В 1949 году советская демонстрация силы в Берлине не произвела впечатления на мятежного Тито. Он и его закадычные дружки на Балканах осмелились обсуждать возможность создания союза балканских и соседних стран, не утруждая себя необходимостью предварительно заручиться одобрением Сталина. Такое оскорбление не могло остаться без последствий. Георгию Димитрову сделали замечание незадолго до смерти в советской больнице в июле. В том же месяце были повешены под присмотром МГБ четыре венгра — Ласло Райк и трое его коллег — как «титоисты». В Болгарии в декабре вздернули Трайчо Костова.

В июне 1950 года Сталин допустил еще одну ошибку, которая могла очень дорого аукнуться его преемникам. Оправившись от неудачи в Берлине и накопив в своем распоряжении атомные бомбы, он выступил против Запада на другом конце своей периферии, подтолкнув Северную Корею на вторжение в Южную Корею. Сначала все пошло гладко, и полное порабощение корейского юга казалось неминуемым. Однако Грузин допустил также две тактические оплошности. Он недооценил решимость Соединенных Штатов помочь Южной Корее и начал это вторжение в то самое время, когда его дипломаты покинули по распоряжению самого Сталина заседание Совета Безопасности, что позволило США получить одобрение ООН и поддержку со стороны некоторых членов этой организации.

Таким образом, корейская авантюра расстроилась сразу же после ее начала, и Грузин возвратился к более легкому занятию — гонениям против непосредственно контролируемых им подручных внутри государства и в странах-сателлитах. Осенью 1951 года он намекнул, что намерен совсем отстранить от дел Берию и, возможно, некоторых других старых подхалимов. Диктатор выгнал Абакумова, который, хотя и не являлся креатурой Берии, относился к числу наиболее долговечных чекистов. Новым руководителем МГБ он назначил Семена Игнатьева, аппаратчика, основное достоинство которого заключались в том, что он не принадлежал к людям Берии. (Однако позиции последнего не очень ослабились, годом позже Сталин назначил главного подкаблучника Берии, Меркулова, руководителем могущественного, опекаемого госбезопасностью Министерства государственного контроля.)

Сразу же после своего назначения Игнатьев по указанию Сталина провел пару мини-чисток, выгнав из МГБ мелких сторонников Берии, и ликвидировал группировку его приверженцев на Кавказе. Но по-настоящему крупный шаг руководителя МГБ последовал в следующем году. В августе 1952 года он устроил погром на юге страны. Там группу евреев из партийного чиновничества и интеллектуалов обвинили в заговоре с целью объявить независимость Крыма и всех их расстреляли. Этот поступок можно было истолковать только как угрозу для Берии. Тот не только отличался давними симпатиями к евреям, но появлялись и неоднократные сообщения о том, что сам он, по крайней мере частично, иудейского происхождения.

Спустя два месяца после казни крымских евреев сети Сталина расширились и теперь предназначались не только для Берии, но также и для других иерархов. Это стало очевидным во время XIX съезда партии в октябре 1952 года и после него. Можно оставить в стороне обычные длинные речи об экономике и иностранных делах и отметить, что основная суть данного собрания заключалась в снижении властных полномочий Политбюро, которое тогда переименовали в Президиум. Сталин решил эту задачу элементарным приемом — увеличил состав переименованного высшего партийного органа с одиннадцати членов до двадцати пяти. Поэтому Президиум стал громоздким и неуклюжим, значительно менее эффективным, нежели секретариат Центрального Комитета из десяти человек, руководимый Маленковым, негласным преемником Сталина. Восемь давних марионеток Грузина — Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов, Каганович, Микоян, Хрущев и Булганин, а также, естественно, сам Сталин — сохранили свои места в новом Президиуме. Но в большинстве туда вошли новички, четырнадцать молодых партийных аппаратчиков. Теперь Сталин в любое время мог действовать без помощи своих старых марионеток. Затем, на сессии Центрального Комитета, которая проходила после съезда, Сталин отхлестал большую часть своих давних приспешников, обвинив их во всех «преступлениях» и «отклонениях», которые могли только прийти ему на ум.