не дал бы за ее жизнь ломаного гроша. Видать, оставили, чтобы шантажировать Алену. И это очень нам на руку…

– Беркут?

– Да, – старый друг отвечал, как солдат на плацу – интонации были один в один. Еще бы сказал «Я!»

– Если решишь не продолжать помогать, я пойму. Сам постараюсь…

– Бред какой! – перебил Медведева Беркут. – Прекрати! Мы это дело распутаем, вот увидишь! Алену успокой. Как-то попытайся деликатно объяснить, что ее подруге еще повезло. Понимаю, для нее это будет сложно, понять, что такое состояние приятельницы – на самом деле – везение. Но ведь мы изначально считали, что Надю убили. А мы с тобой не сопляки какие-нибудь, не новички! Мы серьезные мужики! Так что… Наде повезло еще как! И тебе нужно как-то осторожно подвести Алену к этой светлой мысли. И к следующей: мы выручим ее подругу, если твоя протеже не станет сама дергаться. Сейчас ее провоцируют на встречу. Наверняка, уже завтра-послезавтра пришлют координаты, куда прийти. Чуть помучают нагнетанием – и разродятся. Ни в коем случае пусть не идет и не ведется ни на угрозы, ни на шантаж! Чем дольше она тянет время до встречи с Надей, тем дольше та проживет…

– Я ее не пущу! – выпалил Медведев.

– Ты просто женщин не знаешь, – усмехнулся Беркут. – Будь настороже, Медведь. Не расслабляйся. Если ее правильно стимулируют те твари, она обманет, вокруг пальца обведет, даже такого как ты, и слиняет к подруге. А там их обеих…

– Я ее не пущу! – зарычал Медведев, потому что последнее слово Беркута уже знал и совсем не хотел слышать. Нервы сдали. Приятель не стал нагнетать – не добавил то, что планировал.

– Ну, тогда, лады! – произнес опять бодро и сбросил вызов.

* * *

Алена

Я уложила сынишку и отправилась к себе, но возле двери столкнулась с Медведевым. Он подпирал плечом стену и смотрел пристально, изучал, словно пытался понять – как теперь поживает мое душевное состояние.

Я чувствовала себя разбитой, смятой, опешившей от звонка и присланной фотографии Нади. Казалось – уже не понимаю на каком свете сейчас очутилась.

Вдруг перед внутренним взором пробежало все то, что воспринимаешь нормальными, обычными буднями. Ничего особенного… Все, как всегда.

…Пикники где-нибудь возле озера с шашлыками, чаем в термосе, ковриками для йоги. Когда с криком ныряешь в воду и сзади раздается возглас Максима: «Мама-а-а! Подожди! Ну подожди же меня!»

В воскресенье, категорически закрыв крышку ноутбука и отрешившись от работы, стоишь и нажариваешь блинчики, которые с тарелки моментально тащит сынишка. Снять не успеваешь – как блинчик исчезает в его ротике.

Наши с Надькой рандеву в торговых центрах. Шоппинг, глинтвейн или грог. Хохмы над мужиками, примерки симпатичных вещиц…

Неужели все это никогда не вернется? И теперь я – мишень для мерзких бандитов, у которых ничего нет святого. Мне угрожают, со мной разговаривают с такой злобой и ненавистью по телефону, что от одного тона внутри холодеет… Отныне я – добыча для нечистых на руку людей, жаждущих избавиться от моего свидетельства?

Я всегда считала, что мужчина, который поднял руку на женщину – не мужчина. А тут… Бедная Надька…

И вот, даже не знаю почему, но от серьезного, немного сурового взгляда Медведева мне вдруг стало гораздо спокойней. Он одним своим присутствием, общением внушал странную уверенность, какой в моей ситуации быть не может.

Я устало прислонилась спиной к стене. Дмитрий вперился взглядом в лицо, осторожно положил руку на плечо, погладил большим пальцем.

– Ну все, все. Успокойся. Нам надо поговорить.

– Это срочно? Я хочу уснуть и ни о чем больше не думать…

– Все будет хорошо, – будто невпопад, но очень в тему и вовремя произнес Дмитрий. – Пойдем, это пару минут. Но важно и нужно.

Мы вошли в мою комнату. Я опустилась на краешек кровати, а Дмитрий взял себе кресло и устроился напротив. Будто нарочно не хотел садиться на постель, чтобы не провоцировать двусмысленность ситуации.

Между нами было столько всего сказано и не сказано, столько всего прочувствовано, что подобный жест выглядел разумным росчерком пера, что разделяет личное и деловое.

Медведев подался вперед, сложил руки на коленях и сцепил ладони в замок. В этой позе казалось, что Дмитрий смотрит на меня снизу вверх. Будто нарочно показывает, что я сейчас важнее. Мое настроение, мое душевное состояние. Я гнала от себя эти мысли, но они все равно прилетали, окрыляли и даже в нынешней ситуации заставляли расправить плечи.

– Алена. Во-первых. Ты должна понять. Мы с Беркутом считали, что Надя погибла…

Он остановился, вгляделся в мое лицо, чуть прищурился. Будто ждал реакции – закачу истерику или же нет. Я сидела ни жива, ни мертва после таких откровений, но все же кивнула. Мол, да, я все поняла.

– Так вот. То, что Надя жива, уже очень хорошо. Значит, они хотят использовать ее, чтобы заткнуть тебе рот. Чтобы ты не сказала полиции лишнего. Понимаешь?

Я снова кивнула. Шея одеревенела, а губы вообще не ворочались. Слиплись казалось намертво и навсегда.

Дмитрий помолчал, глядя в мое лицо. Словно давал время свыкнуться. Дернулся, будто собирался встать и что-то сделать. Но я резко выпрямила спину, стараясь прийти в чувство. В конце концов! Надька жива! На самом деле, это ведь хорошая новость! Даже отличная! Я тоже в глубине души не верила… Ком подкатился к горлу. Но я сглотнула его, вскинула голову.

– Говорите дальше, – предложила Медведеву как можно более уверенно и твердо.

Он улыбнулся.

– Вот! Уже лучше! Так мне больше нравится!

Почудилось – Дмитрий даже немного расслабился. Словно испытал облегчение.

– Значит, смотри. Бандиты очень боятся, что ты опознаешь членов группировки, что везли наркотики. У полиции есть вертолет, напичканный дурью по самое не могу. Но нет команды, что везла веселенький груз. Ты же видела команду и вертолет. И можешь сложить пазл не в пользу преступников.

– Я это поняла…

– Они рассчитывают использовать Надьку чтобы тебя выманить. Заставить замолчать…

Он осекся, потому что я поняла больше, чем сказал Медведев. Губы сжались, глаза защипало. Да какого же черта? Ну почему я? Почему именно я вляпалась в эту заварушку? Я в жизни никогда закон не нарушала! Ничего плохого никому не делала!

Ну за что мне все это?!! За что-о-о?!!

Я закрыла лицо ладонями и заплакала. Будто щелкнул какой-то спусковой механизм – и все, что сдерживало эмоции, поток слез вдруг перестало работать. Гордость, что не позволяла показывать насколько мне плохо, насколько я унижена и побеждена. Желание держаться, просто держаться наперекор всем неприятностям, подножкам судьбы. Злость на себя за то, что те мрази, отморозки, нелюди меня