– У меня есть еще действующая многоразовая виза, – сообщил Павел.

– Тогда никаких проблем.

– Я узнаю насчет билетов, – пообещал капитан Орлич, – но придется доложить руководству.

Он начал звонить прямо из машины, когда выяснилось, что первый рейс состоится завтра утром, и удалось забронировать два билета в Мюнхен. Вукославлевич не отзывался, поэтому, когда они вернулись в прокуратуру, Орлич позвонил своему непосредственному руководителю и рассказал ему о предполагаемой поездке. Тот был явно недоволен, но сказал, что перезвонит. Буквально через несколько минут позвонил сам генерал Обрадович.

– В чем дело? – недовольно спросил он. – Сначала вы срываетесь неизвестно куда, а затем собираетесь без разрешения улететь в Мюнхен? Или вы решили, что, если вы сотрудник службы безопасности, вам все дозволено?

– Я уже сообщил своему начальству, что полечу с нашим гостем на один день к фрау Хейнкесс. Господин Дронго хочет с ней переговорить, а она знает меня в лицо, ведь я участвовал в ее допросах.

– Это ненужная и очень опасная авантюра, – убежденно произнес Обрадович. – Насколько нам известно, она не имеет к убийству Баштича никакого отношения. Думаю, вам наверняка не разрешат никуда ехать, тем более учитывая тот факт, что супруги господина Баштича вообще не было в день убийства в нашей стране.

– Господин эксперт настаивает на этой поездке, – сообщил Павел, глядя на кивнувшего Дронго.

– Скажите ему, что один день уже прошел. А завтра пройдет второй, и у него останется только пять дней, – напомнил генерал. – Мне бы не хотелось, чтобы нашего приехавшего гостя считали обыкновенным мошенником и трепачом. Передайте ему эти слова.

Орлич растерянно положил трубку, посмотрел на Дронго.

– Опять ругают? – добродушно уточнил эксперт.

– Считают, что мы оба поступаем не совсем правильно. – Павел не хотел дословно повторять все выражения генерала.

– Запретил тебе ехать?

– Нет. Но сказал, что это бесполезно. Ее не было там в момент убийства и вообще не было в стране.

– Об этом я знаю. Но если я решил воспользоваться самолетом, значит, все продумал. Просто так, чтобы покататься над Европой, я бы в самолет никогда не полез. И учти, что мы можем не вернуться завтра вечером в Мюнхен.

– Почему? – упавшим голосом спросил Орлич.

– Я собираюсь еще поговорить с госпожой Ядранкой Квесич, его первой супругой, и с госпожой Бистрой Китановой, второй супругой.

– С первой он много лет не виделся, со второй почти не общался, – растерянно произнес Павел, – зачем они вам нужны? Что они могут рассказать нового, если не виделись с ним много лет? Даже не представляют, насколько он изменился.

– Человек редко меняется кардинально, даже под влиянием очень сложных жизненных процессов, – задумчиво произнес Дронго. – И Баштич не мог сильно измениться. А супруги политиков всегда знают о них гораздо больше, чем все журналисты, вместе взятые. Поэтому мне нужны эти встречи.

– Генерал Обрадович просил вам напомнить, что сегодня пройдет первый день, а завтра второй, – угрюмо сказал Орлич. – Я так понял, что у вас остается совсем мало времени, чтобы назвать имя убийцы. А они будут вас торопить.

– Именно поэтому я должен немедленно увидеться со всеми тремя дамами. Интересно будет послушать, что они скажут о покойном.

– Как хотите, – вздохнул Павел. Было понятно, что ему будет сложно объяснить начальству подобное упрямство эксперта. – Только учтите, что с Бистрой увидеться не удастся, она сейчас в Америке вместе с дочерью. Мы искали ее, но нам сообщили из Скопье, что она переехала в Лос-Анджелес еще в начале года. Кажется, их дочь поступила в какой-то американский колледж, и мать переехала вместе с ней.

– Значит, остается только госпожа Квесич, – сказал Дронго. – Лететь в Лос-Анджелес я не смогу, хотя мне очень хотелось бы поговорить с его второй супругой. Но ничего не поделаешь.

В этот момент в кабинет вошел сам Вукославлевич. При его появлении Орлич поднялся.

– Выйдите из комнаты, – коротко приказал заместитель прокурора республики.

Капитан быстро вышел.

– Господин эксперт, я уже не в первый раз обращаю ваше внимание на ваши нетрадиционные методы работы. Я не совсем понимаю, какое отношение имеет еда к произошедшему убийству? Вы считаете, что под влиянием острых либо пряных блюд кто-то мог действовать иначе, либо думаете, что кто-то пытался отравить господина вице-премьера? Я провожу расследования всю свою жизнь, работал следователем и прокурором, но не могу уловить прямую связь между вашим посещением ресторана и вашим расследованием. Если вы делаете судорожные попытки придать видимость и серьезность своему расследованию, это ваше личное дело, однако время не терпит. Вы побывали у младшего Баштича и вселили в него необоснованные надежды. Теперь он окончательно объявил голодовку и требует возвращения своего паспорта. Вы понимаете, что мы не можем пойти на международный скандал в такой обстановке и будем вынуждены вернуть ему паспорт…

– И правильно сделаете, – вставил Дронго.

– А теперь вы собираетесь в Мюнхен и еще куда-то по явно надуманным причинам, чтобы поговорить с бывшими супругами господина Баштича. Уверяю вас, ни одна из них не имеет никакого отношения к его убийству. Неужели вы серьезно думаете, что я ошибаюсь? А если нет, то зачем эти рекламные поездки? Кому они нужны? Вы все больше и больше заставляете нас пожалеть, что мы обратились именно к вам.

– Я начинаю понимать, – сказал Дронго, – что вы не так уж озабочены результатом. Вам нужен был международный эксперт, который подтвердил бы выводы вашего Бачановича. Вы демонстративно пошли на разрыв с ним, прекрасно зная его самолюбивый характер, не дали ему возможность спокойно работать. А теперь пытаетесь снова повторить свой «трюк». Но я не Бачанович. Я не подам в отставку и никуда не уеду. Генералу Обрадовичу я уже сказал, что в течение недели закончу свое расследование. Надеюсь, этот срок вас устраивает…

– Это несерьезно. У вас нет ни одной серьезной зацепки. Если убийца – его сын, то мы вынуждены отпускать Зорана из-за вашего легкомысленного поведения во время встречи с ним. Конечно, это была наша ошибка, что мы разрешили эту встречу.

– Интересно, как иначе я бы мог провести расследование? – поинтересовался Дронго. – А насчет вашего бывшего друга Бачановича могу сказать даже больше. Вы точно знали, в каком отеле я остановлюсь, и каким-то образом проинформировали об этом бывшего руководителя следственной группы. Поэтому он снял там другой номер и приехал ко мне на встречу. Вам нужно было, чтобы мы встретились в приватной обстановке, и он бы рассказал мне о своей неудаче. Иначе трудно поверить, что он случайно узнал, в каком именно отеле я остановлюсь…

Он специально говорил достаточно громко, чтобы его услышали те, кто записывал каждое слово, произнесенное в этой комнате. Вукославлевич побледнел – он тоже знал, что их разговор записывается. Возражать было глупо, это означало признаться в том, что о встрече ему было неизвестно, значит, он проявил некомпетентность. Соглашаться было еще глупее – значит, он действительно все подстроил с самого начала. Прокурор беспомощно оглянулся по сторонам, махнул рукой и вышел из кабинета.