что-то другое? Не похоже, что бы он как-то злился, но… но чем тогда вызвана подобная реакция?

— Ты не хочешь братика или сестричку? — тихонько спросила я, когда Игорь отложил в сторону планшет.

— Очень хочу, — спокойно ответил мальчик, а потом добавил, совершенно не стесняясь того, что в машине сидит его папа, — но я не хочу, чтобы у моей сестры или брата был такой отец.

Ого! Я бы даже сказала — ОГОГО! Но что более странно, Преображенский не остановил автомобиль, не отругал ребенка, а… согласился с ним…

— Согласен, — мужчина не обиделся на ребенка, — из меня отвратительный родитель. Но я стараюсь…

— Да, он старается, — Игорь сказал это без сарказма, а с удивлением, чем добил меня окончательно, — мы оба стараемся…

Почему-то сейчас мне уже не хотелось знать их историю. В ней явно много боли и страданий, это видно по совершенно взрослому, умному взгляду совсем юного ребенка. Странно только то, что они все это при мне обсуждают…

— А ты в ЖК для чего едешь? — Преображенский завернул на нужную мне улицу и сбавил скорость, готовый найти парковочное место.

— На УЗИ. — я хмыкнула, — сегодня скажут кто у меня. Снова пойдешь?

Саша удивленно хмыкнул, явно хотел отказаться, но его перебил Игорь:

— Снова? Папа ходил с вами смотреть на ребенка? — Боже, почему у него глаза загорелись так, словно перед ним поставили самый вкусный торт во всем мире? — а мне можно? А он маленький, да? Совсем маленький или не очень? Па-ап, я хочу увидеть!

— Это тебе у Дарьи спрашивать надо, — видимо, Александр сам не ожидал такой реакции от сына, раз уставился на него таким удивленным лицом, — к тому же не факт, что пустят в кабинет ребенка.

— Если тебе интересно… — я растерялась и почему-то разрешила пойти со мной. Мальчик явно обрадовался, тут же заулыбался и, опередив отца, быстро открыл мою дверь, оббежав автомобиль. — спасибо, Игорь. Ты такой воспитанный!

Когда мы подходили к консультации, я стала свидетелем странной сцены. Преображенский побледнел, затем позеленел, но открыл дверь, переступив порог. Игорь с каждым шагом словно оживал и полностью терял всю серьезность. Он смотрел на больших беременных женщин с удивлением, явно никогда не видя их в таком количестве сразу в одном месте. В отличие от своего отца, мальчик был явно доволен, чем смутил уже меня.

— О, да вы теперь с первенцем? — врач меня узнала сразу, а точнее первым делом обратила внимание на Преображенского, расплываясь в улыбке. — ну проходите, семья, проходите. Чего уж там! Редко когда можно увидеть возле моего кабинета такой состав!

— Какой такой? — не понял Игорь.

— Когда мама приходит смотреть на дите с мужем и ребенком, да еще и улыбается при этом. Обычно я слышу ругань или претензии, сразу всех гоню взашей! А раз вы такие тихие, то давайте смотреть, чего там у вас происходит в животе. Раздевайся, Солнцева! Че встала как вкопанная, будто в первый раз? А ты че покраснел, мелкий? Как будто мамку голой не видел? Боже, какой воспитанный — отвернулся. Че отворачиваешься? Она ж только чуть живот откроет, совсем же раздеваться не будет! Эх… молодежь! Да не садись ты на этот стул! Ну он же еще с того раза чуть не помер, а под вашим весом совсем треснет! Молодые, ноги крепкие — постоите!

Я откровенно хохотала, Преображенский молча матерился — это было видно по тому, как меняется выражение его лица, а вот Игорь вообще не понял, что происходит. Он просто смотрел на небольшой монитор и спустя мгновение, когда датчик коснулся живота, замер, раскрыв от удивления глаза.

Врач долго всматривалась, изучала, что-то отмечала на аппарате, приговаривая, что все хорошо и размеры ей нравятся, а потом весело произнесла:

— Поздравляю, Солнцевы, у вас будет девочка! Теперь можно спорить по поводу имени!

Меня словно током ударило — радость внутри казалась безграничной. Преображенский все это время просто смотрел на монитор, морщил лоб и… С ним происходило что-то странное — он то удивленно поднимал брови, потом хотел что-то спросить, потом вновь успокаивался и так по кругу. Даже после того, как я наконец-то вышла из кабинета, он выглядел загруженным и тревожным, в отличие от сына, который уставился на мой живот, а затем спросил самый логичный вопрос:

— Вот тете Даше врач дала фотографию дочки, а у тебя моя есть? Когда я таким же был?

— Нет, твоя мама мне не отдавала никаких снимков, — эти слова будто вернули мальчика на землю и он вновь сник, — но я спрошу у нее сегодня, вдруг она сможет нам их прислать.

Судя по лицу Игоря — не сможет. Да что произошло в их семье? И самое главное — где мама Игоря и почему ребенок остался с отцом? В наши дни это большая редкость, обычно мужчины пытаются избавиться от отпрысков, сбросив всю ответственность и воспитание на женские плечи. Не все, конечно, среди огромного множества есть и хорошие люди, но таких очень мало. Все чаще я вижу на улицах матерей-одиночек с печальным потухшим от усталости взглядом, в котором уже нет никаких эмоций. Они грустно прячут правую руку за спину, стараясь скрыть тот факт, что на безымянном пальце отсутствует кольцо. Раньше я их не понимала — теперь понимаю.

— Пап, я забыл форму дома, — Игоря словно током ударило. Сев в машину, он закопошился, стал что-то искать, но обреченно сник, явно ожидая от отца выговора, но… его не последовало.

— Сейчас заедем, ничего страшного, — Преображенский лишь пожал плечами, — Даш, ты занята сегодня?

— Нет, я выходная, — кажется, я ощущаю некое де-жа-вю, — а что?

— Тогда ты не против, если мы немного прокатимся, заберем форму моего оболтуса, отвезем его на тренировку и посидим где-нибудь в кафе? А Игорь потом к нам присоединится?

— С радостью! — и это действительно была правда, я очень обрадовалась приглашению, что совершенно не скрылось от мальчика. Больше всего меня удивила реакция Игоря на слово “оболтус”. Мне кажется, или он специально забыл форму, чтобы отец его отругал? Ему не хватает эмоций… при чем как самому Преображенскому, так и Игорю… Я не ощущаю между ними той близости, которую нам часто показывают в фильмах…

Заехав на заправку, Саша вышел, оставив нас с сыном наедине.

— Это точно не его ребенок? — он спросил это с некой горечью.

— Точно не его, а ты хотел бы обратного?

— Не знаю… С одной стороны да, потому что это было бы очень весело, иметь маленькую сестренку. Мы тогда все вместе