Конн Стократный Боец, Ард Ри Ирландии, находился в худшем расположении духа, какое только можно представить себе, ибо жена его умерла. Он был Ард Ри девять лет, и за время правления зерно вызревало три раза в год, и всего было вдосталь и множество. Мало какой король способен похвастаться лучшими плодами правления70, но ждала короля лихая беда.

Он был женат на Этне, дочери Брисланда Бинна, короля Норвегии, и так же, как его подданные, любил жену сильнее, чем все, что любимо на свете. Но срок мужчине и женщине, королю или королеве, установлен по звездам, и никому не ускользнуть от Рока; и вот, когда время пришло, Этне скончалась.

В ту пору в Ирландии было три величайших погоста: в бру на реке Бойн, в Ольстере71, повелитель и бог ему — Энгус Ог72; курган сидов в Круахан-Аи, где подземным миром Коннахта правит Этал Анбуаль; и Тальтинь73, в королевском Миде. Вот в последнем-то священном месте под своим владычеством Конн и упокоил жену.

Ее погребальные игры длились девять дней74. Род ее воспели поэты и арфисты, и над прахом ее насыпали холм шириной в десять акров. Следом плач прекратился, торжества завершились; королевичи из пяти пятин вернулись верхом или в колесницах в свои края; собрание скорбных рассеялось, и ничего не осталось у кургана, лишь солнце сияло над ним среди дня, по ночам хмурились тяжкие тучи да безутешный памятливый король.

Ибо усопшая королева была так мила, что Конн не умел забыть о ней; так добра была она во всякий миг, что во всякий миг не мог он не тосковать по ней; но более прочего память о ней не оставляла его в Залах Совета и Судилища. Ибо к тому же была королева мудрой, и без ее наставлений все ответственные дела казались еще суровее, омрачали Конну весь день и отправлялись к подушке с ним на всю ночь.

Беда короля становится бедствием подданных, ибо как жить нам, коль суждение не дано или негодные вынесены решения? Скорбь короля повергла Ирландию в горе, и всякий желал, чтоб король женился повторно.

Такая затея, однако, на ум королю не шла, ибо не мог он помыслить, как другая женщина способна занять место, оставленное королевой. Отчаивался он все больше — и все меньше годился для дел королевства, и однажды велел сыну Арту принять управление, а сам отбыл в Бен-Эдарь.

Ибо велико было в нем желание погулять возле моря, послушать, как катятся и громыхают долгие серые волны, посмотреть на бесплодную одинокую глушь вод и забыть среди этих видов все, что мог он забыть, а если не мог позабыть о чем-то, тогда — вспомнить все, что следует не забывать.

Вот так созерцал и раздумывал он, когда однажды заметил коракл, плывший к берегу. Юная дева сошла с него и направилась к Конну средь черных камней и желтых пятен песка.

Глава третья

Как король, Конн имел власть вопрошать. Потому он спросил ее обо всем, что мог измыслить, ибо не каждый день является с моря дева, да еще и в плаще из зеленого шелка с золотой каймой, из-под которого виднелась красная атласная блуза. Дева ответила на все вопросы, но не сказала всей правды, ибо, конечно, позволить ее себе не могла.

Она знала, кто он: кое-какие силы, присущие миру, который она покинула, у нее сохранились, и. глядя на мягкие светлые волосы девы и ее тонкие красные губы, Конн признал, как любой мужчина, что, раз кто-то красив, значит, непременно и добр, и про то вопросов не задал, ибо все забывается рядом с хорошенькой женщиной, а зачаровать можно и чародея.

Она сказала Конну, что слава о его сыне Арте достигла даже Многоцветной земли и что сама она влюблена в юнца. Такое не показалось бессмысленным тому, кто сам не раз навещал Дивных и знал, сколько людей того мира покидает родные края ради смертной любви.

— Как же звать тебя, милая дева? — спросил король.

— Звать меня Делвкаем (Красивый облик), я дочь Моргана, — сообщила она.

— Наслышан о Моргане, — сказал король. — Он великий колдун.

В той беседе Конн обращался к ней вольно, что пристало лишь королю. В какой миг позабыл он об усопшей супруге, нам неизвестно, однако точно одно: в тот миг дорогое и милое воспоминание больше не тяготило его ум. Когда Конн заговорил, голос его был печален.

— Ты любишь моего сына!

— Кто в силах избегнуть любви к нему? — пробормотала она.

— Когда женщина говорит с мужчиной о любви к другому, она немила. К тому же, — продолжил он, — когда говорит она с человеком, у которого нет жены, о любви к другому, она немила.

— Мне б не хотелось быть немилой тебе, — проговорила Бекума.

— И все же, — сказал король величаво, — не встану я между женщиной и ее выбором.

— Я не знала, что нет у тебя супруги, — сказала Бекума, хотя, конечно же, знала.

— Теперь-то знаешь, — сурово отозвался король.

— Что мне поделать? — спросила она. — Мне замуж пойти за тебя или за твоего сына?

— Тебе выбирать, — сказал Конн.

— Если позволишь мне выбрать, это значит, что тебе я не очень нужна, — сказала она, улыбнувшись.

— Тогда не позволю тебе выбирать, — воскликнул король, — и женой ты станешь мне.

Взял ее руку в свою и поцеловал.

— Приятна эта бледная тонкая длань. Приятны и стройные стопы, что вижу в бронзовых туфлях, — сказал король.

Выждав положенный срок, она продолжила:

— Я б предпочла, чтобы твоего сына не было в Таре, когда я там, полный год, ибо не хочу встречаться с ним, пока не забуду его и хорошенько не узнаю тебя.

— Не желаю я изгонять сына, — возразил король.

— Это не будет изгнанием, — сказала она. — Долг королевича может быть на него возложен, и сын, пока в отъезде, пусть пополняет знания об Ирландии и о людях. Кроме того, — продолжала она, потупив взор, — если вспомнишь причину, почему я здесь, поймешь, что, если твой сын останется, это будет неловко нам обоим, ему мой вид досадит — если помнит он мать.

— Тем не менее, — сказал Конн упрямо, — не хочу изгонять сына, это неловко и лишне.

— Всего на год, — взмолилась она.

— И все же, — задумчиво молвил он, — твой довод разумен, и