Лиззи неряшливо лежала на животе у камина, не обращая внимания на опасную близость платья к огню, и медленно перелистывала книгу, в которой Элинор хранила гербарий, причём рассматривала каждый разворот. Личико, обрызганное водой, обрамляли прелестно накрученные для завивки влажные локоны. Она то и дело тянулась к подносу с миндалём в меду, стоявшему рядом, и после каждой миндалины смачно облизывала пальчики. Никогда ещё Мерида не видела человека, меньше готового выйти на прогулку.

– Возьмите с собой мой дух, – пропела Лиззи, – только у него остались силы. И кстати, скажите потом, сколько между вами и луной пролетит голубей, мне для подсчётов нужно.

Дух Лиззи они с собой не взяли, зато на выходе прихватили из кухни тёплый пряный кекс. Мерида приложила свой кусок к щеке и так с ним и вышла, Айла понесла свой в ладошках, а Элинор стала отщипывать от своего крохотные кусочки и есть на ходу, пока они направлялись к сторожевой башне, через которую можно было подняться на стену.

– Наконец-то весна, – проговорила королева, вглядываясь в даль, как только они поднялись по тёмным ступенькам. Замечание это относилось скорее не к теплу, которого по-прежнему пока не хватало, а к свету, который в этот поздний час ещё держался. Короткие зимние деньки понемногу перерастали в чудесные, бесконечно тягучие сутки, какими они должны были стать окончательно к середине лета, и это было прекрасно, и казалось, будто времени в принципе стало больше. – Каждый раз поднимаюсь сюда и заново удивляюсь, до чего красивый открывается вид, – добавила Элинор.

Стену, которая частично обегала замок вдоль доступной с земли стороны, строили ратники давно ушедших времён, чтобы отбиваться от врагов давно забытых эпох, и на протяжении всех этих столетий она служила защищённым переходом, который должна была патрулировать охрана. Ныне её куда чаще патрулировали рыжие белки и горностаи. Ну и Элинор. Когда денёк выдавался достаточно погожий – то есть ветром со стены не сдует, – Элинор поднималась сюда «подышать свежим воздухом». Мать её скончалась от какой-то болезни, произошедшей от недостатка этого самого свежего воздуха, а потому Элинор такими прогулками не пренебрегала.

Раньше она и близнецов заставляла выходить вместе с ней, но они так ныли, как, мол, долго идти, что в конце концов она оставила эту затею. Раз начав прогулку, её действительно нельзя было закончить в любой момент. Каждые сто-двести шагов попадались и другие сторожевые башни, но их десятки лет никто не чистил, и лестницы внутри заросли ежевикой и папоротником в комплекте с живущими в них существами. Пригодными для спуска и подъёма оставались только пара башен по краям.

– Погода великолепная для поездки, – сказала Айла. Кекс она по-прежнему держала в руках несъеденным. Мерида сжимала и плющила свой во всех возможных направлениях. Эйлин не пришлось бы по душе, что Мерида не ценит её творение – лёгкую, воздушную мякоть, но пряная выпечка нравилась Мериде именно такой, клейкой и плотной.

– Да, думаю, вам понравится, – ответила Элинор.

Мериде понадобилось пройти несколько шагов, чтобы осознать странность формулировки.

– Нам понравится? – переспросила она.

Элинор глубоко вдохнула, втягивая носом землистый запах стены, скрытой от глаз мхом и размокшими ветками плюща.

– Думаю, да.

– Нам понравится? – повторила Мерида чуть более угрожающе. – Что значит, нам? Ты ведь тоже едешь.

Не прекращая моциона, Элинор ответила ровно тем же тоном, каким начала разговор:

– Ты же слышала наши с отцом обсуждения, я знаю. Мы в итоге решили, что один должен остаться дома, управлять государственными делами. Всё-таки наступает рабочая пора, никому надолго руководство не оставишь...

«Уловка, – поняла Мерида. – Такая же хитрая уловка, какими пользуется Кальях».

– Ничего я не слышала. И ты знала, какая наступит пора, когда соглашалась ехать!

– Я слишком отдалась надеждам, – ответила Элинор. – Слишком оптимистично смотрела вперёд. Но натолкнулась на подлинную реальность.

– Мадам, возможно, вы могли бы поехать, а его величество остаться? – заметила Айла. – За делами я бы присмотрела.

Элинор мягко рассмеялась и взяла Айлу под ручку.

– Очень великодушно с твоей стороны, Айла. Но король обожает Кинлохи, и я не стану отбирать у него эту поездку.

Вечно она так делала. Выставляла своё решение как неизбежное. Мериде стоило бы раньше задуматься о судьбе испанского путешествия, а она вместо этого тешила себя воспоминаниями о последнем их с мамой выезде на горные пастбища.

Туда они съездили много лет назад, Мериде тогда было примерно столько же, сколько сейчас близнецам. Мерида уже вовсю каталась верхом по окрестностям, но пожить на земле ей не доводилось. Она ничего не знала о подданных своих родителей: о фермерах, о рыбаках, о молочниках или ткачах. Ей казалось тогда, что, видимо, все живут в замках. Другого Мерида не видела и делала вывод, что все, кто у них работает, возвращаются потом в свои собственные замки.

И вот как-то по весне Элинор объявила Мериде, что пора ей узнать, в чём состоит работа королевы. Собрала дочь в дальнюю дорогу, и они отправились в первое в жизни Мериды путешествие. Оно оказалось просто чудесным.

На горных пастбищах стояли временные лачуги. Каждую осень фермеры сгоняли скот вниз, к деревне, на долинные пастбища посытнее, и за зиму скотина обгладывала траву под черенок. Весной же фермеры уводили отощавших коров в горы, где пасли на зелёных склонах, пока восстанавливаются долинные луга.

Эти горные пастбища были не просто местом. Они были образом жизни. Народ проживал тёплые месяцы года в простеньких летних лачугах, с тюками вереска вместо кроватей, и питался овсом, сыром и маслом с молоком, что давали коровы на выпасе. Люди распевали песни и обменивались историями под звёздным небом. Это было лучшее время их простой жизни, и оно отличалось несказанно от лучшего времени замковой жизни.

Мерида расцвела. Больше не надо было закручивать волосы под платок и чепец. Больше не надо было держать себя подобающим образом, изображать из себя кого-то чужого. Каждый день приносил что-нибудь новое.

Но, что ещё удивительнее, расцвела и Элинор. Утончённая образованная Элинор, рождённая для придворной жизни, там, среди лачуг, была сама стихия. Никогда ещё Мерида не видела в ней такого могущества, как в то лето, когда мать ходила в простой тунике и с волосами, схваченными на затылке неаккуратным узлом – лишь бы не попадали в масло, которое она сбивала наряду с другими женщинами. Дни напролёт, где бы она