— И теперь королевские войска залили кровью земли Спрэкедетты. Обгадился он, а вся эта вонючая куча упала на наши сапоги.

— Ну, не совсем королевские, но в целом ты прав, — вздохнул король, повернувшись к удобно устроившемуся на краю стола сыну.

Йорен, кажущийся из-за своего поджарого телосложения худым, расположился поверх кучи свитков и важных петиций, весело болтал ногами и уплетал сладкие моченые груши, добывая крошечные сморщенные плоды из широкой миски, капая липким соком то на стол, то на пол.

— Какое чудо я должен свершить во славу короны? — поинтересовался с полным ртом стриженный накоротко рыжеволосый мужчина, засунув за щеку очередной плод.

— Во-первых, ты должен постараться не подавиться, — хмыкнул старик. Продолжив свою прогулку, он вновь начал выписывать пушистым пером замысловатые кренделя, помогая себе сформулировать ту или иную мысль. — Во-вторых, нам надо прижать этих распоясавшихся хозяев хегтигдемов. Лорды гребут деньги, выжимая последнее у крестьян и ремесленников. У людей, которые еще при моем отце были по большей части вольными людьми… И которые надеются, что королевская власть будет стоять на страже их интересов… Надо убедить людей, что так было и так и будет…

— Ты в самом деле считаешь, что в случае проблем эти забитые работяги поддержат корону в междоусобных сварах?

— Почему бы и нет? По крайней мере, они предоставят хлеб, скот и дома для наших войск. Но для этого нужно, чтобы люди верили нам. Верили в высшую справедливость и знали, что король всегда встанет на их сторону, наказав при необходимости злых и плохих лордов. Ради этого я и отправляю тебя…

— Храмовый орден не вмешивается в мирские дела.

— Согласен. Не хватало еще, чтобы стальной кулак церкви полез на чужую территорию. Достаточно того, что монахи путаются у меня под ногами и с каждым годом все больше пытаются приложить свои липкие руки к каждому золотому, что бродит по дорогам королевства… Твоя задача — не дать церковному суду возомнить себя главным. Твоя задача — выступить от моего имени и объявить о наведении порядка… Я дам несколько писем, прочтешь перед отъездом. И разрешаю тебе напугать жирного идиота Лэксефа до полусмерти. Чтобы осознал, что такие мелкие проблемы он должен решать сам, а не рыдать у порога моего замка, выпрашивая моих солдат и сыновей в его защитники…

— Разумеется, лорды должны решать такие проблемы самостоятельно, чтобы брать на себя всю грязную работу и быть готовыми получить наказание, если перестараются с применением силы.

— Именно так. Не дело королю рубить головы подданным. Это одна из обязанностей владык хегтигдемов. А мы лишь должны смотреть сверху, журить излишне провинившихся и метать молнии в проворовавшихся… Поэтому причеши эту кодлу против шерсти, заставь выплатить деньги семьям пострадавших… По чуть-чуть, просто в качестве жеста доброй воли… И внимательно присмотри за жуликами в рясах, чтобы они не успели там снюхаться с кем не надо.

— Если ты считаешь, отец, что лордов и церковь надо прижать, то почему не пошлешь Нидса? Он бы отлично справился с этой задачей.

— Потому что еще рано брать наших умников за причинное место. Слишком рано и слишком опасно. Власть нужно отнимать по капле, медленно и незаметно. Закон за законом, формируя привычки и создавая новые обряды, которые скрепят нашу власть надежнее любых мечей. И поэтому именно ты поедешь в Вэрделэд, объединив в себе и королевское слово, и слово церковное. Тебе, будущему главе Храмового ордена, надлежит проявить заботу о подданных и разрешить эту кровавую проблему на благо короны. Пока твой любимый брат не стал там от скуки рубить головы разбежавшимся по лесам крестьянам…

Кивнув, Йорен поставил опустевшую миску на стол, не глядя сгреб несколько листов и стал вытирать перепачканные руки.

— Накажу виновных, помилую оставшихся в живых после кровавой косы Гудернара, выбью деньги у лорда. Что еще?

— А еще постараешься не перегнуть палку, не разозлишь местную знать, не разругаешься с патриархами, которые бегут впереди тебя облизывать исстрадавшегося по утешениям лорда Лэксефа. Постараешься не устраивать очищающих костров, о чем издавна бормочут наши ретивые служители церкви. И сделаешь еще тысячу и одно дело, о чем я сейчас даже не догадываюсь. Как и надлежит моему сыну, опоре трона…

Бросив смятые бумаги в липкую лужу, мужчина легко соскочил со стола и потянулся жилистым телом:

— Понял. Все как обычно: сплясать на натянутом между мачтами драккаров канате, не уронив при этом ни одного ножа, которым буду жонглировать. Пожурить и пожалеть, наказать и простить. Чтобы каждый, кто будет в этом участвовать, орал потом во все горло: «Слава королю»!

— Орал и верил! — поднял вверх палец его величество. — И готов был потом умереть за нас, если это потребуется.

— Умрут, — усмехнулся Йорен. — Ради короля они выстроятся в очередь на эшафот, если это понадобится… Показывай письма.

— Руки сначала помой, — расхохотался Кайлок Могучий. — Не хватало еще, чтобы лорд потом прилип к бумагам, заливая их слезами…

В двух милях севернее от королевского дворца, в добротном каменном доме, у жаркого огня о делах государства беседовали еще два человека.

В широком кресле оперся на спинку глава церкви Слаттера, верховный альдст,[41]возглавляющий совет патриархов. Худощавый черноволосый мужчина пятидесяти трех лет задумчиво смотрел на пылающие дрова и медленно поглаживал худыми пальцами чисто выбритую щеку.

Формально независимый священник, назначенный в качестве ритуальной фигуры, отец Фойрадиск сумел за прошедшие годы собрать в своих руках всю мощь активно развивающейся церкви. Изображая глупую и недалекую марионетку, он большинством голосов патриархов был выбран на почетную и ничего не значащую должность. Получив право выступать на высоких собраниях «голосом церкви», молодой тогда мужчина медленно и верно начал окружать себя верными людьми, завязывать на свою персону тайные и явные нити власти, закрепляя за собою выборную позицию альдста. Не прошло и десяти лет, как патриархи с удивлением для себя обнаружили, что их подчиненные чаще заглядывают в рот бывшей марионетке, чем им. И еще через десять лет уже сам отец Фойрадиск смог так изменить церковные законы, что получил возможность смещать и назначать патриархов. Терпения и выдержки диктатору в рясе было не занимать, и его планомерная неспешная политика принесла свои плоды. Сейчас именно он держал в своих руках все нити управления могучей империей, проросшей внутри королевства. Он решал, кому и как следует славить богов, кому и как собирать деньги, кому и как нести молитву заблудшим.

Но если бы столь неприметный мужчина с тихим голосом заботился лишь о себе, он бы не просуществовал так долго на вершине пирамиды. Невысокого альдста отличала одна черта, которую признавали и редкие друзья, и многочисленные враги и завистники. Глава церкви был предан лишь интересам церкви. Весь, без остатка. Он отдал всего себя кропотливой и ежедневной работе, заботясь о благополучии людей в рясах, их хлебе насущном и крове над головой. Патриархи могли упрекнуть своего ставленника, что он готов переступить через их бездыханные тела, если сочтет это нужным. Но видели, что после прихода молодого главы совета день за днем церковь Слаттера набирала силу, крепила свою мощь и уверенно становилась опорой трона и надеждой простых людей на заступничество перед богами. Еще не так давно смертные предпочитали сами вершить свою судьбу, веря в свои силы и самостоятельно общаясь со злопамятными богами. Но теперь тяжкий груз забот возложили на свои плечи вездесущие монахи, киргэгмэды в церквях или вообще главы приходов, уважаемые отцы реггеринги. Молитву несли и бродячие спасители душ, покрытые пылью дорог бьерреттары или привычные для крестьянского уха бьерры. Те, кто хотел, могли заглянуть на храмовое подворье и пообщаться с учениками — тиллагнадами. Любой из одетых в монашескую рясу был готов помочь укрепить дух и оказать посильное участие во врачевании души. Во благо церкви Слаттера. Во благо верных служителей богов.