– Кто такие будете? – спросил один из троицы, высокий, белобрысый, до одури самоуверенный; видно, что главарь или хотя бы в большом здесь авторитете.

Судя по тону, бандиту не хотелось со мной знакомиться, и вопрос он задал исключительно для проформы. Ну, зачем знать имена тех, кого грабишь и убиваешь?

Судя же по взглядам, ему с коллегами хотелось поближе познакомиться с Марией. Поплотнее. Потеснее. В разных позах и не по одному разу.

– Я примас Петр, а это Мария.

Главарь о нас не слышал. Или слышал, но не поверил.

– Значит, так… Ты, Примус, идешь куда шел. Быстро-быстро двигаешь булками и не оглядываешься. А ты, мадамочка, изволь-ка в палатку для проверки документов и составления, значит, протокола.

Он сделал паузу, ожидая возмущенных вопросов: «Какая палатка?! Какой еще протокол?!». Не дождался и продолжал:

– Очень ты, мадамочка, одну домушницу с лица напоминаешь, чё в Войбокало, значит, домов так с десяток выставила.

Былой Питер Пэн после таких слов уже затеял бы стрельбу или что-нибудь еще членовредительное. А обладай он, тогдашний, моими нынешними возможностями – бандиты повалились бы на дорогу обмякшими куклами с мозгами, очищенными от всего, даже от простейших рефлексов, и прожили бы ровно столько, сколько способен выдержать человеческий мозг без доступа кислорода. Мы ведь дышим и не задумываемся о том, что внешнее дыхание тоже рефлекторная деятельность.

Мне, Петру, такой подход кажется диким и чуждым. И я во время короткого обмена репликами с постовыми всего лишь потянулся мыслью к Учителю, но он явно был чем-то всерьез занят и, мгновенно оценив проблему, отпасовал меня к Пабло, словно шарик для пинг-понга.

С Пабло особо не пообщаешься… Ни словами – он не знает ни английского, ни русского, я не в ладах с испанским, – ни ментально, такой уж Пабло человек, суровый и необщительный. Он просто наделил меня тем, что я хотел получить.

– Чё застыл-то, Примус? Шагай, шагай, пока отпускают.

– Сделаем иначе, – сказал я. – Ты и ты – разуваетесь. Остальные сворачивают лагерь и грузят имущество. Ваш пост ликвидируется.

Белобрысый главарь засмеялся так, словно услышал от популярного комика лучшую шутку сезона. И, не прекращая смеяться, потянул спуск автомата, направленного на меня. Вернее, бандит считал, что на меня, – и не потрудился опустить глаза, чтобы проверить этот очевидный для него факт.

Очередь не прозвучала, первый выстрел стал последним. И вот тогда-то главарь уставился на автомат, на его развороченную ствольную коробку, на ствол, изогнувшийся вопросительным знаком. Клешне белобрысого тоже досталось при мини-взрыве – кровь все обильнее капала на асфальт. Как раз туда, куда проливалась кровь застреленных отморозком.

Оружие остальных – и тех, кто был поблизости, и тех, кто слонялся в отдалении, – постигла схожая судьба: стволы изогнулись где крючком, а где и штопором.

Пабло (а заодно и я сейчас) сильнейший «резонансник», для него (и для меня сейчас) такие фокусы – легкая разминка.

Тот бандит, что сидел в «Урале», уже при звуке наших имен проявил признаки мозговой деятельности: наморщил лоб, как будто вспоминая что-то… А сейчас, едва взглянув на изуродованный пулемет, отреагировал иначе, чем его товарищи. Не стал хвататься за нож или пистолет, а буквально выпал из кабины и пополз к нам с Марией. На коленях.

Тем временем я продолжил использовать таланты Пабло. Воздел руки над головой величественным жестом (я долго его репетировал, избавляясь от порывистой, суетливой пластики движений Пэна), затем медленно развел в стороны.

Повторяя мой жест, машины поднялись над дорогой, как два пролета разводимого моста, застыли вертикально кабинами вверх, словно вообразили себя космическими ракетами и собрались газовать прямиком на небеса. Но полет не состоялся, машины рухнули по обе стороны дороги. Одна зацепила палатку, там кто-то истошно завопил.

Бандиты оставили в покое пистолеты, сильно деформировавшиеся в кобурах, и ножи, намертво сросшиеся с ножнами. Бросились наутек кто куда, а послушались бы сразу – могли бы уехать на колесах, как белые люди.

Сбежали не все. Двоим я не позволил, памятуя о нужде в обуви: с бедолагами приключился временный паралич нижних конечностей. А пулеметчик, лишившийся пулемета, и не пытался скрыться. Пресмыкался у наших ног, заглядывая снизу в лица. Пытался что-то объяснить, получалось не очень.

– Петр, да? Я сразу… да, тот… а я… с ними, но я…

Заглянул к нему в душу. Да, нагрешил парень, еще как нагрешил. Но не лицедействует, действительно раскаивается, ищет тропку к истине и свету.

Возложил руку ему на чело, пометил печатью Учителя. Выдал инструкцию:

– Ступай в ближайшую обитель Чистых. И покайся там в убийствах своих, и в блудодеяниях своих, и в воровстве своем – покайся и будешь прощен. Ступай!

Он отправился каяться. Причем проявил личную инициативу – так и пополз, не вставая с колен.

* * *

– Зря ты его отправил в ближайшую обитель… – задумчиво произнесла Мария позже, на привале.

Я не ответил, занятый общением с Мбару. Она сильнейший аномал-«химик», а мне как раз потребовалось провести кое-какие химические манипуляции с трофейными ботинками, не хотелось надевать их сразу после прежнего владельца.

Мбару (с ударением на последнем слоге) отличается редкой отмороженностью и специфичным чувством юмора. До встречи с Учителем она куролесила на границе Эфиопии с Южным Суданом, прославившись многими бессмысленными чудесами. Например, однажды ее трудами все ручьи и колодцы в обширной округе заполнились вместо воды напитком, чье название с местного наречия можно перевести как «рыгаловка». Любители дурно очищенного финикового самогона были счастливы, а владельцы подыхающего от жажды скота – не очень.

К тому же Мбару весьма общительна. И, выполнив мою просьбу, так просто не отвязалась: спроецировала мне в мозг нечто вроде комикса, серию картинок о том, как мне надлежит использовать способности «химика». Советы были весьма затейливы и непристойны, хоть и забавны.

Избавившись и от Мбару, и от вони бандитских ног, я обулся и наконец ответил Марии:

– А что не так с ближайшей обителью? И какая здесь ближе всего, кстати?

– Староладожская… Ходят слухи, что они впали в ересь. Приносят жертвы Зоне, причем из числа неофитов.

– Непорядок… Но ты хотела где-то заночевать, помнится? Давай там и остановимся, заодно вернем заблудших на путь истинный.

На том и порешили.

* * *

Лишь когда мы сошли с трассы «Кола» и до Волхова осталось немного, а до Старой Ладоги еще меньше, я решился обратиться к Марии с просьбой. Понял, что затягивать дольше не стоит.

Нерешительно мялся я неспроста. Нигде это не записано и никем не произнесено, но все же среди двенадцати не принято обращаться друг к другу с такими просьбами: об использовании способностей в личных интересах другого ученика, ключевое слово «личных».