очень красиво. Она оглядывается на открытый люк. — Да ладно тебе.

Я хмурюсь, колеблясь. Нина усмехается.

— Ты когда-нибудь бывал там?

— Не совсем.

Она вздыхает.

— Что ж, давай изменим это. Ну же.

Прежде чем я успеваю возразить или пригрозить ей снова связать, она поворачивается и перепрыгивает через ступеньки. Начиная подниматься. Однако все мои дальнейшие аргументы о том, почему мы не должны идти туда средь бела дня, исчезают, когда ее рубашка задирается к верху. Я рычу, когда мои глаза впитывают вид ее голой задницы и дразнящей киски.

Но потом она проходит через люк, и исчезает из виду. Я натягиваю джинсы и быстро лезу за ней. Выйдя на улицу, я моргаю, входя в…

— Это рай, не так ли?

Она не ошибается. Я смотрю с открытым ртом, упиваясь морем красок, окружающим нас. Склад находится у черта на куличках, в заброшенной части промышленной зоны. Но вся крыша заполнена яркими, великолепными полевыми цветами.

— Какого хрена…

— Птицы, — усмехается она, когда я вылезаю из люка.

Я медленно поворачиваюсь, вглядываясь в окружающее нас чудо.

— Я думаю, мы можем поблагодарить птичье дерьмо за это, они привезли семена из других мест и бросили их здесь по пути через Чикаго.

У меня нет слов. Я просто смотрю в изумлении. Я никогда раньше не видел столько цвета в одном месте, и это почти ошеломляет.

— Красиво, не правда ли?

Я киваю.

— Не могу поверить, что ты никогда не была здесь!

Я просто с удивлением смотрю на море цветов. Нина поворачивается и скользит ко мне, обнимая меня за талию. Я смотрю ей в глаза и улыбаюсь. Я наклоняюсь и целую ее медленно и нежно.

Все это кажется сюрреалистичным, цвета, свобода, девушка. Часть меня даже задается вопросом, может быть, я мертв, что я умер в этой яме сибирского ада, и все это просто мое чистилище. Но она так реальна под моими руками и у моих губ.

Она отстраняется, и я поворачиваюсь, чтобы снова посмотреть на цветы.

— Как бабочки, — бормочу я.

Нина краснеет и снова падает в мои объятия. Но вдруг я слышу, как у нее бурлит в животе. Она хихикает.

— Я действительно умираю с голоду.

Я хихикаю

— У меня есть еда в холодильнике внизу. Пойдем.

Я позволяю Нине спуститься в люк первой, а сам следую за ней. Однако я оставляю дверь открытой, впуская внутрь воздух и солнечный свет. В дальнем конце кабинета у меня есть маленький холодильник, тостер и электрическая плита. Нина смотрит на них, наморщив лоб.

— Как ты все это приводишь в действие?

— Внизу есть генератор. — Я открываю холодильник и заглядываю внутрь. — Хочешь тост или еще что-нибудь?

Я чувствую, как она скользит позади меня, заглядывая мне через плечо.

— Ну, насколько ты голоден?

Я пожимаю плечами.

— Я могу какое-то время обойтись без…

— Костя.

— Да?

— Это не тюрьма. Тебе не нужно напрягаться между приемами пищи.

Я ухмыляюсь.

— Чего ты хочешь? — Она отодвигается от холодильника и смотрит на маленькую полку на стене, заставленную мешками с мукой, рисом и другими сухофруктами.

— Я… — Я пожимаю плечами. — Я не знаю.

— Тогда садись. Я приготовлю.

— Ты готовишь?

Она усмехается.

— Как получилось, что ты так долго меня преследуешь и не знаешь об этом?

— Потому что я буквально никогда не видел, как ты готовишь.

Она хихикает.

— Ладно, я не часто готовлю. Но я знаю, как это сделать. Сядь, расслабься.

Я хихикаю и сажусь за маленький столик. Нина поворачивается и начинает вытаскивать вещи из холодильника и с полок. Я просто сижу и смотрю, позволяя своим глазам впитать ее, особенно когда эта рубашка задирается и дает мне возможность взглянуть на ее задницу или маленькую киску.

К тому времени, когда я понимаю, что она ставит передо мной кружку кофе, я уже тверд как скала. Я тянусь к ней, чтобы посадить к себе на колени. Но она дразняще улыбается и качает головой. Она неторопливо возвращается к плите. Но я клянусь, она позволяет этой рубашке подняться еще выше, когда заканчивает то, что делает.

Когда она поворачивается, сияя, когда прокрадывается обратно к столу с тарелкой, уставленной… чем-то. Она садится напротив меня, кладет несколько штук мне на тарелку и снова садится со своим кофе.

— О, подожди. Не могу поверить, что у тебя это есть.

Она вскакивает и бросается к полке. Она берет банку с чем-то, что я принял за сахар. Это оказалась какая-то сиропообразная штука, так что я к ней не притронулся.

— Здесь. Она выливает немного янтарно-коричневого вещества на лепешку, что лежит на моей тарелке. Потом усмехается.

— Ну, давай!

Я откусываю вилкой кусочек. Мгновенно я застонала.

— Черт, это восхитительно.

— Правда?

— Да, черт возьми, — рычу я, запихивая в рот все больше и больше. — Что это такое?

— Подожди, что? — Нина смотрит на меня.

— Эти пирожные. Как они называются?

Она усмехается.

— Костя, это блины.

Я снова стону, запихивая еще один кусок себе в горло.

— Это блины? Они потрясающие.

. — Погоди, ты что, правда никогда раньше не ел блинчиков? — Она хихикает

Я качаю головой.

— Никогда?!

Я пожимаю плечами и, ухмыляясь, набрасываю еще блинов.

— Я только что лишил тебя девственности?

Я реву от смеха, проглатывая остатки.

— По-видимому.

— Надеюсь, я был достаточно мягок.

Я ухмыляюсь ей.

— А если я не хочу мило?

Ее лицо розовеет, и она прикусывает губу.

— Тогда, думаю, у нас все будет в порядке, потому что я тоже.

Мы смотрим друг на друга через стол целую секунду, прежде чем напряжение взрывается. Я чуть не опрокидываю стол, вскакивая со стула ради нее. Она встречает меня на полпути и со стоном врезается в меня. Я стону ей в рот, глубоко целуя, поднимаю ее и двигаюсь по полу.

Она врезается спиной в стену. Задыхаясь, стягивая с себя рубашку, когда ее ноги обвиваются вокруг моей талии. Я стягиваю джинсы, и мой набухший член вырывается на свободу, пульсируя у ее скользкой киски. Она хнычет и протягивает руку между нами.

Ее мягкие маленькие пальчики обвиваются вокруг моего члена. Я стону ей в рот, когда она поднимает мою голову и помещает ее между своими влажными губами. Со стоном я погружаюсь в нее. Я скольжу глубоко, у нее перехватывает дыхание, когда я погружаю каждый толстый дюйм своего большого члена в ее горячую маленькую пизду.

Она стонет в экстазе. Ее руки крепко обвиваются вокруг моей шеи, и она глубоко целует меня, пока я трахаю ее возле стены. Я безжалостно колочу ее, как дикарь,