Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медсестра, изучая пропуск, нахмурилась.
— Это была ваша смена, — напомнил Темпл. — С двух часов дня до десяти вечера.
Девушка посмотрела на него.
— Сэр, я не писала этого, — заявила она.
Лицо врача побагровело.
— Ты шутишь, крошка?
Мисс Аллертон, ежась под взглядом Темпла, взволнованно заговорила:
— Нет, я не писала этого. Клянусь. Да ведь она никуда и не уезжала. Я делала вечерний обход в девять и видела ее в постели.
— Разве это не ваш почерк?
— Нет. То есть да. Ой, я не знаю! — воскликнула мисс Аллертон. Она снова уставилась на бланк пропуска. — Да, похож на мой почерк, но это все равно не моя рука. Чем-то все равно отличается.
— Чем же именно? — выпытывал Темпл.
— Я не могу сразу сказать. Но я точно знаю, что не писала этого.
— Дайте-ка посмотреть. — Темпл выхватил листок у нее из руки и стал внимательно изучать его. — Да, вижу, — наконец проронил он. — Вы имеете в виду эти закорючки?
— Можно мне? — вмешался Киндерман и протяну руку к документу.
— Конечно, — Темпл передал ему пропуск.
— Спасибо, — поблагодарил Киндерман, рассматривая листок.
— Я не писала этого, — стояла на своем медсестра.
— Да, возможно, вы правы, — пробормотал Темпл. Следователь взглянул на психиатра.
— Что вы только что сказали? — спросил он.
— Да нет, ничего. — Темпл окинул взглядом медсестру. — Все в порядке, крошка. Зайди ко мне попозже, я угощу тебя чашечкой кофе.
Медсестра Аллертон кивнула, затем, повернувшись, торопливо вышла из кабинета.
Киндерман вернул пропуск Темплу.
— Странно, вы не находите? Кто-то подделал пропуск мисс Ласло.
— Но ведь это же сумасшедший дом. — Психиатр беспомощно вскинул руки.
— Зачем и кому это могло понадобиться? — не унимался Киндерман.
— Я же вам объяснил. Тут все сплошь и рядом психи.
— Вы имеете в виду и персонал отделения?
— Конечно. Эти заболевания заразны, как чума.
— И кто же из вашего персонала уже заболел?
— Да будет вам. Перестаньте.
— Что перестать?
— Я просто пошутил.
— И вас не насторожил этот случай?
— Абсолютно. — Темпл небрежно смял пропуск и швырнул его в пепельницу, но опять промахнулся. — Ах, черт! Впрочем, это, скорее всего, чья-то плоская шуточка. А, может быть, кто-то из моих подчиненных точит на меня зуб.
— Но ведь если бы дело сводилось только к этому, — возразил следователь, — тогда шутник наверняка подделал бы именно ваш почерк.
— Возможно, вы и правы.
— По-моему, это называется паранойей.
— Умница. — Темпл прищурил глаза, и теперь они стали похожи на узенькие щелочки. Пепел с сигары упал прямо ему на пиджак. Темпл попробовал было стряхнуть его, но только размазал большое темное пятно. — Она могла и сама выписать себе пропуск.
— Кто? Мисс Ласло?
Темпл неопределенно пожал плечами:
— А почему бы и нет? Здесь всякое случается.
— В самом деле?
— Да нет, конечно, это весьма сомнительно.
— Кто-нибудь видел, как мисс Ласло покидала больницу? Ёе кто-нибудь сопровождал?
— Я пока этого не знаю, но постараюсь выяснить как моа$но скорее.
— Скажите, а после девятичасового обхода кто-нибудь еще раз проверяет больных?
— Да, ночная дежурная обходит палаты в два часа, — сообщил Темпл.
— А вы не могли бы спросить у нее, находилась ли в это время мисс Ласло в постели?
— Непременно. Я оставлю ей записку. Послушайте, а почему вас все это так интересует? Ведь это не имеет никакого отношения к убийствам.
— Каким убийствам?
— Вы меня прекрасно поняли. Я имею в виду того мальчишку и священника.
— В том-то и дело, что здесь имеется связь, — посерьезнел Киндерман.
— Впрочем, я так и подумал.
— Почему?
— Я-то ведь еще не окончательно тронулся.
— По-видимому, нет, — согласился Киндерман. — Вы на редкость сообразительный человек.
— Итак, какое имеет отношение Ласло к убийствам?
— Не знаю. Она замешана в этом деле, хотя и косвенно.
— Я теряюсь в догадках.
— Это обычное человеческое состояние.
— И вы считаете, что здесь она будет в полной безопасности?
— Скорее всего, да. И все же, вы точно уверены, что пропуск для нее был подделан?
— Ни на йоту не сомневаюсь.
— Кто же его подделал?
— Понятия не имею. Вы начали задавать вопросы по второму кругу.
— Этот необычный почерк с закорючками вам ни о чем не говорит?
Темпл уставился на Киндермана, а потом, неуверенно переведя взгляд, коротко бросил:
— Нет.
«Слишком поспешно», — отметил про себя Киндерман. Он молча оглядел врача, а затем неожиданно попросил:
— Объясните мне, пожалуйста, отчего мисс Ласло все время повторяет руками какие-то необычные движения?
Темпл снова повернулся к своему собеседнику. На этот раз на его лице сияла самодовольная ухмылка:
— видите ли, моя работа во многом похожа на вашу. Я ведь тоже в каком-то смысле сыщик. — Он весь подался вперед. — И вот что я выяснил. Уверен, вы все поймете и оцените. Движения Ласло кажутся не случайными, верно? Они всегда одни и те же. — Темпл попытался изобразить их. — Как-то раз я очутился в сапожной мастерской — мне надо было срочно отремонтировать ботинки — оторвалась подошва. И вот от нечего делать я принялся наблюдать за работой мастера, пока он пришивал мою подошву. Операцию, разумеется, выполняла специальная машина. Я подошел к мастеру и спросил: «Скажите, любезнейший, а как же вы раньше справлялись с этой задачей, когда у вас не было никаких машин?» Сапожник был уже в годах и говорил с акцентом, по-моему, у него в роду имелись сербы. А спросил я его просто по наитию, так как вдруг почувствовал, что мне очень важно узнать про это. «Раньше мы все делали руками», — ответил он и засмеялся, приняв меня, видимо, за дурачка. И тогда я его попросил: «А покажите, как». Он, конечно же, сразу заявил, что ему некогда заниматься подобной чепухой, но я предложил деньги, по-моему, долларов пять. И вот тогда он уселся рядом со мной, зажал между коленями ботинок и воображаемыми движениями, которыми прилаживают оторванные подошвы, начал «зашивать» его. И, поверите ли, его движения точь-в-точь походили на пассы Мартины Ласло. Я попал в точку! Пулей помчался в больницу и связался с ее братом в Виргинии. И знаете что? Как раз перед тем, как Ласло свихнулась, ее бросил парень, который обещал на ней жениться и клялся в вечной любви. Догадываетесь, кем работал этот пройдоха?
— Неужели сапожником?
— Вот именно. Она не вынесла потери, и сама как будто превратилась в своего возлюбленного. Когда тот ее бросил, Ласло было всего лишь семнадцать. Девушка не мыслила жизни без него и полностью отождествляла себя с этим негодяем. А сейчас ей уже стукнуло пятьдесят дра.
Киндерману стало грустно.
— Ну, и
