Если бы узнать про Жекину болезнь вчера, я бы попросил Собакина остаться. Он все понимает куда лучше, чем обычная собака. Данке, бывало, скажешь: «Ищи Жеку!» – она обежит поселок и найдет. А Гражданин Собакин может кивнуть за окно: мол, что его искать, вон он, во дворе гоняет… Иногда кажется, что внутри него сидит свой ведьмак или скорее столетний китайский философ. Сочиняет свои мудрые трактаты, а перед нами уши врастопырку, хвостом метет…

…А вдруг он уже вернулся? Сидит на крыльце, ждет?..

Если Собакина нет на крыльце, схожу на «Крестьянское подворье» – он, бывает, прячется там под домом от надоедливых экскурсантов.

Чего не хватало в музее, это фонариков. Уникальных-то была целая коллекция: и керосиновые, и под свечку, и ацетиленовые, о которых я раньше даже не слышал. (Бросаешь в бачок с водой похожие на сахар кусочки карбида, они сразу шипят, воняют газом. Тогда бачок надо завинтить и поджечь горелку. Светит не слабее автомобильной фары, хотя всего с полчаса – пока не кончится карбид.) Но открытый огонь в музее запрещен пожарными правилами. Даже в лампадах у икон фитильки с маслом давно заменили светодиодами. А обычный аккумуляторный фонарик был один, и его взяла тетя Света. Ей же не только на машине ехать, но и шагать до раскопа по ночной тайге. А нам с Жекой полагалось спать. Фонарик для этого не требуется.

Открытый люк в полу пугающе чернел. У нас в мансарде даже темнота посветлее – здесь большие новые окна, а внизу, в доме – слепыши с газетный лист. Так раньше строили, чтобы в морозы не выстуживать жилье.

Всего час назад я ходил там без фонарика. Но тогда и солнце не совсем еще зашло, и здесь, в мансарде, была тетя Света. Я не стал бы звать ее из-за глупых страхов. Но то, что железная десантница могла прибежать ко мне за полминуты, добавляло уверенности.

Я стоял над люком и трусил. Хотелось захлопнуть крышку и для надежности задвинуть сундуком. Если бы я был один, без Жеки, то, скорее всего, так и сделал бы. Лежал бы в постели, прислушиваясь к шорохам и скрипам старого дома… Получается, что Жека мне чего-то добавляет. Не смелости, это точно. Какая смелость, когда меня тошнило со страха.

Я зачем-то набрал в грудь воздуху, как будто собирался нырять, и быстро спустился по лестнице, словно в черный колодец.

С отвычки темнота в комнатах показалась абсолютной. Луна как назло ушла за тучу, и, только приглядевшись, я смутно различил окна с черными крестами переплетов. Так и побрел по крестам, шаря перед собой руками и натыкаясь на косяки распахнутых дверей.

Тишина стояла такая, что я слышал свое дыхание, а скрип старинных половиц под ногами звучал, как громкие сварливые голоса. Если в мире и были другие звуки, они не проникали сквозь толстые стены.

За четвертой дверью рука, скользнув по косяку, вдруг что-то задела. В тот же миг из кромешной тьмы меня стукнуло по голове. (Палка? Откуда?) Я отмахнулся, палка улетела назад, во что-то врезалась, и оно сбило еще что-то… В конце концов два «чего-то» рухнули мне на ноги, прямо по пальцам, и раскатились в стороны. Палка повторила нападение из темноты, на этот раз чуть не оставив меня без глаза.

Я отскочил. Бешено колотящееся сердце рвалось из груди. Из-за туч мелькнула луна и осветила поле битвы. У моих ног валялось помело! Летательный аппарат ведьмы, действующая модель… Выходит, я сослепу влез рукой в витрину – сбоку, где стекла нет.

Два «чего-то» оказались горшками от зельеварного аппарата. Убрав их с дороги, чтобы не спотыкаться на обратном пути, я пошел дальше.

Зловредная луна успела скрыться, подготовив мне новую засаду.

Бумс! Опять из темноты, да в ту же бровь.

Вторая встреча с потусторонним миром прошла куда веселей. Я представил, как смотрелась со стороны моя битва с метлой и горшками, хихикнул про себя и нашарил противника. Ага, распахнутая дверь. Прошла между вытянутых рук и встретила меня торцом в лоб… А когда нам, джедаям, было легко?

Потирая бровь, я шагнул в следующий зал… Где-то скрипнуло или мне послышалось? Не под моей ногой и вообще не половица – звук был другой…

Я замер. Вот, снова. Тихо, но отчетливо: б-з-з-ы! Как гвоздиком по стеклу. Долгая пауза и опять: б-з-з-ы!

На этот раз я засек, где скреблось: звук шел из стеклянного гроба!

Сам удивляясь, что не трушу, я подошел и стал смотреть.

Ну, скелет. Ну, лежит. Насквозь ржавая кольчуга лоскутами сползла с ребер; днем в дырах видны бурые кости, а сейчас только тьма. Сабля на груди, правая рука вцепилась в рукоятку, левая, ниже, придерживает сгнившие в труху деревянные ножны.

Когда Жека разбил стекло, скелет наполовину рассыпался, и тетя Света заново собрала его на резиновом клее. Косточки он держит плохо и стирается пальцами, как жвачка. Но как раз в этом и фишка: скелет всегда можно разобрать и склеить заново, уложив в другую позу.

И вот я стоял над этим скелетиной на резиночках и ждал, когда он снова бзыкнет. А он – ни в какую. Затаился и не бзыкает, оккупант чингисхановский.

Это мыши, сказал я себе. В музее же полно мышей! И они бзыкают. Наверное. Скажем, забралась мышь в гроб – погрызть седло под головой у скелета… Грызла, грызла и бзыкнула зубами по стеклу. Увлеклась. А когда я подошел, затаилась… Так чего я жду, еще одного бзыка? Что ли, этот звук настолько дорог моему сердцу? А кроме него, не будет ничего новенького, в гробу ведь не разглядеть ни шиша.

Я стал потихоньку пятиться. Поворачиваться к гробу спиной категорически не хотелось. Ведь я выдумал ее, мышь. На самом деле под стеклянную крышку комарику не пролезть. Мне ли не знать, ведь мы вставляли ее вместе с Жекой… С другой стороны, чего я боюсь? Не вскочит же скелет? Не рявкнет, чтобы меня попугать, не снимет на телефон, как я ору, не выложит в Интернет! Надо просто повернуться и уходить… Но я и так ухожу, а что задом наперед, это неважно. Перейду в другой зал и повернусь.

Луна снова затеяла прятки. За окном во дворе ни ветерка, березка у гаража свесила тонкие ветки. А в небе настоящий ураган, мчатся рваные тучи. Луна то скроется, то выглянет в просвет, и тогда на стене в рамках с фотографиями отражаются десятки маленьких лун.

Гроб отблескивал тусклее, чем рамки, а должно быть наоборот: большое стекло больше блестит. И еще я заметил, что когда луна показывается из-за туч, в гробу светлеет не сразу. Словно лунный свет в нем включают постепенно, как в кинотеатре…

Б-з-зы! Я аж подпрыгнул. В гробу, точно в гробу!..

Луна скрылась наглухо, даже окна еле различались в кромешной тьме. Я решил, что теперь пятиться глупо, все равно же не видно ничего. Повернулся, и рука сразу нашарила холодное стекло. Ага, витрина с оружием! Еще бы чуть, и я врезался спиной… Зал раскопок, считай, пройден, шагах в трех будет кабинет купца. Теперь осторожнее, а то как бы опять не забодать лбом раскрытую дверь.

Я думал о Жеке. Если не могу помочь брату, то хоть найду ему Гражданина Собакина, пускай отвлечется… А на душе муторно, потому что уходить от брата, когда в гробу бзыкает, это неправильно… Но ведь я быстро? Наверняка Гражданин Собакин уже вернулся, ждет на крыльце музея или дрыхнет под домом в «Крестьянской усадьбе». Мне только выйти и свистнуть. Да и не факт, что бзыкал именно скелет. Мало ли какие чудеса бывают в столетних домах. Вон, у дяди Тимоши есть угол, в котором тикает. Пациенты украдкой щупают стену, ищут часы ведьмачьи, невидимые. А на самом деле в бревне поселился жук-древоточец. Не знаю, дерево ли он грызет, или песни у него такие, только тикает этот жук точь-в-точь как часы…