– Может, туда перейдем? – наконец не выдержала она.

– Помнишь законы Мэрфи? Соседняя очередь всегда идет быстрее. Не обращай внимания, без нас все равно не улетят.

Слова словами, а минут через десять терпение иссякло уже и у самого Александра. С раздражением бросив сумку на пол, он подошел к стойке.

– Девушка, мы долго ждать будем?

Она подняла глаза. «Девушке» было лет под сорок, и это притом, что женщины стараются выглядеть моложе. На лице ее, между грубыми слоями косметики, читалось искреннее возмущение от того, что кто-то посмел открыть рот без ее разрешения. Голос женщины ничуть не уступал выражению лица, то есть был тоже довольно-таки мерзким.

– Чего вы здесь стоите? Вы вообще у другой стойки регистрируетесь.

От такой наглости у Саши перехватило дыхание, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. В такие моменты он всегда живо понимал, почему в России не разрешено свободное ношение оружия. Будь у людей это право, таких тётенек отстреливали бы пачками. И суд бы оправдал, мол, состояние аффекта.

– А вы полчаса назад сказать это не могли?

– Я не обязана кому-то что-то растолковывать, – взвилась она. Голос грозил через мгновение-другое перейти в крик, и Трошин чувствовал, что ей этого очень хочется. – Вон, на табло написано.

«Конечно, она дура и сука, – подумал про себя Трошин, медленно остывая. – И с нее бы не убыло, если бы она сказала раньше. Но на табло действительно написано».

– Каждый будет тут ходить и указывать, как мне работать…

Не желая предоставлять склочнице возможность и дальше развивать благодатную тему, Саша молча вернулся к Леночке, подхватил сумку и двинулся к другой стойке. Оставалось надеяться, что других инцидентов не будет.

В тот же день, ближе к вечеру, распаковывая сумку в номере отеля, Саша вдруг испустил сочное ругательство, заставившее Леночку чуть не подпрыгнуть от неожиданности.

– Что случилось?

Он молча протянул ей свой сотовый. На телефоне виднелась солидная вмятина, и работать он, разумеется, отказывался наотрез.

– Где ты его так? – Леночка тут же успокоилась. Ну, раздавили телефон, и черт с ним. Во всяком случае, теперь этот противный Штерн не сможет позвонить и оторвать их с мужем от полноценного отдыха. Воистину, если бы не этот случай, телефон следовало бы сломать самой. Или ненароком «забыть» его дома.

– Не знаю, – сокрушенно покачал головой Александр. – Может, в аэропорту. А может, эти мальчишки, что носильщиками подрабатывают. Да теперь-то какая разница.

– Никакой, – согласилась с ним жена. – И вообще, пойдем на пляж, сейчас уже не так жарко. А еще говорят, если купаться ночью, видно, как вода светится.

– Пойдем. – Саша взял полотенце.

Выходя из номера, он тихо понадеялся, что за ними никто не увяжется – прежде всего мысли эти касались прилипчивого Дана, – и они смогут спокойно разместиться под зонтиком вдвоем. Тем более что на Леночку Дан произвел самое благоприятное впечатление, поскольку сыпал комплиментами, пару раз порывался поцеловать ручку и к тому же, как оказалось, знал невероятное количество анекдотов, каковые из него сыпались как из прохудившегося мешка. В результате Леночка с удовольствием поддерживала с Лиговым беседу, а Саша почему-то злился и все больше замыкался в себе. Поэтому он просто мечтал по дороге не встретить Дана.

Некоторым мечтам просто не суждено осуществляться.

Мужчина шел по ночной улице, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Снегопад, долгожданный и желанный, недавно закончился, и последние снежинки еще лениво кружились в воздухе, становясь видимыми, только попав под яркий свет редких здесь фонарей, и плавно падали на слегка прикрытый белой пеленой асфальт. Гарь, смог – все, чем так богат был воздух еще несколько часов назад, почти полностью исчезли, сметенные рухнувшим с небес потоком мягкого и пушистого снега. Жаль только, что все закончилось так быстро.

И все же он наслаждался жизнью – город стал чище, по крайней мере на первый взгляд. Завтра утром снег уже не будет столь ослепительно белым, а к вечеру он и вовсе примет типичную для большого города серую, местами почти переходящую в черную окраску. Но это будет потом, а сейчас деревья, каждая веточка которых была обтянута белыми перчатками, и казалось, что попал в какую-то сказку. Мужчина шел не спеша, любуясь заснеженной улицей и не обращая особого внимания на то, что тротуар уже сейчас стал довольно скользким, что на улице горит ладно если один из пяти фонарей…

И что скрип снега под его ногами почти заглушает шаги другого человека. Идущего позади.

Впрочем, даже если бы он и услышал эти шаги, вряд ли это послужило бы причиной испорченного настроения – и даже тени беспокойства скорее всего у мужчины не возникло бы. Он не боялся никого и ничего. И не потому, что был глуп – говорят, только дураки ничего не боятся, нет, он просто весьма точно умел оценить свои шансы. И эта оценка, ничуть не преувеличенная, позволяла ему утверждать с полной уверенностью – здесь, на этой ночной улице, в этом городе, таком знакомом и предсказуемом, ему бояться нечего. Вряд ли какой-нибудь искатель приключений, вознамерившийся исследовать содержимое карманов дорогой кожаной куртки, сумел бы после такой попытки уйти восвояси на своих ногах.

Стоило бы отметить, что таковых «искателей» за последние годы было уже трое. Один из них, после короткого разговора с владельцем кожаной куртки, мудро решил убраться восвояси. Кто знает, что подвигло молодого парня, нервно крутящего в руке хлипкую даже на вид «бабочку», на столь взрослый и разумный поступок. Может быть, он просто внял какому-то внутреннему голосу, который посоветовал ему делать ноги, пока есть что делать. А может, он просто увидел в глазах человека, к которому подвалил ночью на темной улице, нечто такое, что стало ясно – это не его клиент. В общем-то причины не так уж и важны. Важно другое – он остался цел и еще долго после той ночи не решался выйти на улицу, опасаясь встретиться с этим странным прохожим еще раз.

Двое других оказались менее понятливыми, а может, просто более пьяными. Алкоголь заглушает глас разума, если у этих молокососов, считавших ошибочно, что любая проблема решается кастетом и велосипедной цепью, вообще был разум. Алкоголь затмевает сознание, иначе они наверняка осознали бы, что одинокий прохожий, спокойно шагающий в «их» районе, плевать хотел и на их накачанные в расположенном недалеко подвальчике мышцы, и вышеупомянутые железки, так круто выставленные напоказ.

В общем, этим двоим не повезло. В тот день у мужчины было не слишком благодушное настроение, и он, в другое время ограничившись, возможно, парой увесистых подзатыльников, не сумел удержать себя в руках. Сорвался. Великовозрастные оболтусы просто оказались не в том месте и не в то время. Конечно, отобрать сумочку у какой-нибудь беззащитной женщины было бы куда проще, но выглядело бы это слишком «дешево». Не подвиг, откуда ни посмотри. А мальчиков тянуло на подвиги. Как оказалось, зря. Уже вечером следующего дня, после того как их обоих перевели из реанимации в палату для просто тяжелых, они, с трудом шевеля закованными в гипс челюстями, пытались вспомнить, что же произошло там, на темной улице. Тем более что настырный дядька из милиции очень просил вспомнить, не обращая внимания на ворчание врача, утверждавшего, что беседовать с этими обломками можно не раньше, чем через неделю. Они не вспомнили почти ничего… хотя и не скрывали, что обратились к прохожему отнюдь не с просьбой дать закурить. Оба понимали, что в данной ситуации милиция никакого обвинения им не предъявит. В памяти осталась только темная фигура, невинная просьба – что-то связанное с содержимым карманов, – а потом только темнота.