Белинда пролистывала молитвенник, ее плечо касалось моей руки.

— Не сейчас. Перезвоню попозже.

— Тогда выйди из дому и перезвони прямо сейчас!

— Это невозможно.

Я посмотрел на Белинду, и она подняла на меня глаза. Выражение ее лица изменилось. Я едва слышал, что говорит Дэн, поскольку думал лишь о том, чтобы не выдать себя голосом или мимикой.

— … ее фотография. Ты должен ее увидеть.

— Что? Послушай, мне надо бежать. Прямо сейчас.

— … в восемь в моем офисе, так как потом я уйду в суд.

— В двенадцать, — ответил я. — Я работаю допоздна.

— Джереми, говорю же тебе! Дело очень и очень мутное.

— Утром. Идет? — сказал я и положил трубку.

Я не хотел, чтобы Белинда заметила, как пылает мое лицо, хотя спиной чувствовал ее пристальный взгляд. Самым трудным для меня было повернуться и встретиться с ней глазами. Она что-то чувствовала, а я оказался не на высоте. На ее лице было написано нескрываемое подозрение: уголки маленького рта опустились, щеки слегка раскраснелись.

— Что случилось? — спросила она, явно не желая ходить вокруг да около.

— Мой адвокат. Книжные дела. — Все верно, в любой лжи должна быть доля правды, и тогда вранье будет выглядеть убедительнее.

Я возился с фотоаппаратом. И что я делал? Менял стандартную пленку на новую. Но зачем?

Белинда молча наблюдала за мной.

— Все. Перерыв, — заявил я. — Терпеть не могу, когда мне мешают.

С этими словами я спустился вниз и отключил автоответчик. Подобное больше не должно повториться.

Она начала потихоньку накачиваться виски задолго до того, как мы должны были пойти пообедать. Я впервые видел ее слегка под градусом. На ней был бархатный костюм с белой блузкой, волосы она убрала наверх. Очень взрослый вид. Пепельница оказалась доверху забитой окурками. Белинда ничего не ответила, когда я предложил пойти в маленький ресторанчик прямо за углом. Она допила виски и лениво поднялась со стула.

Белые плетеные столы, кондиционеры, хорошая еда. Я изо всех сил пытался поддержать разговор. Белинда оставалась холодна как лед.

А Дэн! Что за хренотень он нес насчет какой-то фотографии? Какая еще фотография?

— Так кто все же тебе звонил? — неожиданно спросила Белинда.

Она закурила очередную сигарету, но даже не притронулась к жареным креветкам.

— Я уже говорил, мой адвокат. Налоги и прочее, — покраснев, ответил я.

Я чувствовал себя мерзким лжецом и знал, что слова мои звучат не слишком убедительно. Я положил вилку и нож. Господи, какая безобразная сцена! Белинда продолжала сверлить меня взглядом.

— Придется поехать. В полдень у нас встреча.

Она не ответила.

— Рабочий момент. Дисней собирается купить права на книжки с Анжеликой. «Рейнбоу продакшн» тоже. Очень непростой выбор для меня, — сказал я. Самая верная линия поведения — держаться за крупицу не совсем точно представленной правды. — Но сейчас мне не хочется об этом думать. Все мои мысли только о тебе. За тысячу миль от разных скучных вещей.

— Большие деньги, — подняв брови, усмехнулась Белинда. — «Рейнбоу» — молодая компания. Но они делают прекрасную анимацию.

Странно, откуда она может знать? А ее тон. И куда девалась девочка из Калифорнии? В ее произношении снова появились резкие звуки, которые я заметил еще при первой встрече. И выражение глаз тоже было необычным. Словно между нами возникла глухая стена. Интересно, а как я сам выгляжу со стороны?

— Да-да, «Рейнбоу»… они сняли… э-э-э…

— «Рыцари Круглого стола». Я смотрела этот фильм.

— Ах да, точно. Так вот, они хотят снять два фильма об Анжелике.

Но моя тактика, похоже, не сработала. Белинда явно понимала, что здесь что-то нечисто.

— Но Дисней есть Дисней, — произнес я. — И кто может дать гарантию, что анимация не исказит рисунки? Понимаешь, если им захочется ввести новые персонажи, те должны быть сделаны в духе моих книг.

— А разве у тебя нет юристов и агентов, чтобы все уладить?

— Естественно. Один из них и звонил. Адвокат. Мне все же придется поставить свою подпись на нужной строчке. Никто этого за меня не сделает.

Я посмотрел на Белинду и испугался выражения ее глаз. Она была пьяна. Причем здорово пьяна.

— Ты действительно счастлив со мной? — тихо, но без надрыва в голосе спросила она и потушила сигарету прямо в тарелке с нетронутой едой, чего раньше себе никогда не позволяла. — Ты правда счастлив?

— Да, счастлив, — ответил я и посмотрел ей прямо в глаза. — Я счастлив. Никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым. Полагаю, что могу вывести доселе неизвестную формулу счастья. Мне не терпится отправиться домой и сразу же приступить к новым картинам. Буду писать всю ночь напролет. Если хочешь знать, я снова чувствую себя двадцатилетним. Надеюсь, ты не считаешь меня полным идиотом?

В ответ последовала длинная пауза. А потом Белинда улыбнулась: сперва неуверенно, но затем — широко и радостно, словно из-за туч неожиданно выглянуло солнце.

— Я тоже счастлива, — прошептала она. — Я так долго об этом мечтала.

«К черту Дэна! — подумал я. — Пропади оно все пропадом!»

Я не лег спать, пока не проявил пленку с фотографиями на тему причастия. Через некоторое время Белинда с чашкой кофе в руке пришла ко мне в фотолабораторию.

Я объяснял ей каждое свое действие, а она терпеливо слушала и наблюдала. Даже поинтересовалась, не могла бы она время от времени мне помогать. Похоже, виски ее слегка доконало, но в остальном она была в порядке. Почти в порядке.

Процесс ее заворожил: появление изображения на фотобумаге, опущенной в ванночку с проявителем, казалось ей чудом. Я объяснил ей, как работают настоящие фотографы, и шаг за шагом, медленно, прошел вместе с ней каждый этап. Хотя для меня это было лишь подготовительным этапом: все равно что выдавливать краску на палитру или мыть кисти.

Увеличив три снимка, я отнес их в мастерскую.

Я был абсолютно уверен, что картина «Святое причастие, или Белинда с атрибутами для Святого причастия» станет моей лучшей работой. Только венок и вуаль, и, конечно, никакой одежды. А в руках четки и молитвенник. Все очень официально, как и портрет наездницы или как те черно-белые фотографии маленьких девочек, заснятых в этот торжественный день на ступенях церкви. Но в моем случае весь фокус был именно в заднем плане.

С первого взгляда может показаться, что вы видите галереи или готические своды. Может быть, цветы, возложенные на алтарь, и свечи. Но потом вы постепенно начинаете осознавать, что перед вами спальня, кровать под пологом на столбиках, бумажные обои. Создание подобной иллюзии — дело техники. Необходимо правильно воспроизвести текстуру и игру света и тени. И теперь я собирался выйти за привычные рамки своих картин: достичь новых глубин иллюзии.