– Неужели готово? – усмехнулся Игорь. – И что, в этом вашем сценарии есть и то, что происходит со мной сейчас?

– Как вы слушаете дело о собственном разводе, а сами в это время облизываетесь, глядя на сиськи секретаря суда? Есть.

Моментально вспотевшим пальцем Игорь нажал на телефоне правую верхнюю кнопку. Он не в состоянии был продолжать разговор. Мгновенное доказательство того, что это не ерунда, что так бывает, подкашивало ноги, бросало в панику. Глядя остекленелыми глазами за окно, где простирался невыразительный городской летний пейзаж, Игорь отдавал себе отчет, что с этой минуты он живет в новом мире. Мире, о существовании которого он раньше не подозревал. Мире, где возможно многое… и половина открывшихся возможностей заставляла ужасаться.

Испытывая сильное желание отшвырнуть сотовый, Игорь никак не мог избавиться от слова «сиськи». Произнесенное тихим голосом с немецким акцентом, оно из шутливо-детского превращалось в зловещее. Почему-то интимные словечки, будучи вынесены на белый свет, приобретают какой-то нехороший оттенок… Причина зловещего звучания, правда, заключалась еще и в том, что от кого-кого, а от Генриха Ивановича он не ожидал услышать слово «сиськи». Так же, как и слово «облизываетесь». Словно сползла пристойная очкастая маска психоаналитика и открылось под ней… что открылось? Не лицо, во всяком случае. Не морда звериная даже, а что-то иное, еще менее человеческое и представимое… Что это? В какое дерьмо он, Игорь, ненароком вступил? А может, это и не дерьмо, а худшая разновидность грязи – гибельное чавкающее болото, засасывающая трясина, для вида прикрытая изумрудной травой…

«Эх, Сашка, Сашка, зачем только ты дал мне тот адрес?»

– Что ты стоишь? – с расстояния полутора метров, не приближаясь, окликнула Игоря жена. – Через две минуты перерыв закончится!

Когда развод стал непререкаемой реальностью, Инна прекратила называть экс-супруга по имени. Как ни странно, Игорь был этому рад. Будто в том, что Инна продолжала бы называть его тем же именем, как в дни, когда они любили друг друга, заключалось лицемерие, которого он был бы не в силах сейчас перенести.

* * *

– Ты думаешь, сейчас время расхаживать по клубам? Когда в наших семьях…

– Ну, правильно, вечно у тебя «в наших семьях, в наших семьях»! Это все гнилые отмазки. У тебя ведь уже прошел срок траура? А мне на их развод наплевать. Родители пусть портят себе жизнь, а я им подражать не собираюсь. Что плохого в том, что мы чуть-чуть развеемся? Короче, скажи по-человечески: идешь или нет?

Кажется, Стас немного обиделся. Однако согласился, что если они вдвоем сходят в клуб «Точка» на выступление культовой готической группы «Черный бархат», то никому ничего плохого не сделают. Это большая редкость: чтобы «Черный бархат» выступал летом. Лето – вообще для готики не сезон.

Прихорашиваясь для клуба, Алина думала о том, до чего же ей надоел Стас Федоров. Еще вчера, казалось бы, дружили, обсуждали одну и ту же музыку, обменивались книгами, тусовались в одних компаниях – ровесники все-таки, и родители дружат… И вдруг за короткое время Стас поблек в ее глазах. Как будто несчастья, случившиеся в двух дружественных семьях за короткий срок, не объединили их, а развели как можно дальше друг от друга. У Стаса все просто: он по-прежнему мальчик, который оплакивает папу. А ее разрыв между мамой и отцом заставил резко повзрослеть. Стать вровень с родителями, оказаться кое в чем даже старше и умнее. И вот эта взрослая умная Алина смотрит на Игоря и Инну, которые ссорятся, точно дети в песочнице, вырывая друг у друга формочки и ведерки, и удивляется: неужели эти карикатурные скандалисты совсем недавно казались ей такими мудрыми, многознающими? Разбирающимися в жизни от и до? Да они с самими собой разобраться не могут, а не то что решать за Алину, как ей жить! Мысль о том, что родители – точно такие же люди, как она, вселяла в Алину некоторый испуг, но и радость свободы.

А Стас… Стас хоть и жалуется на свою мамочку, но на самом деле точно такой же, как она. Он, как бы это сказать, некритически принимает ценностные установки своей семьи. Алина почитывала иногда работы по психологии или другие умные книги и обожала – пусть даже в мыслях – ввернуть какой-нибудь научный термин. Так вот с точки зрения психологии в сознании Стаса полностью отсутствует радикализм. Он считает, что все должно быть в меру. Что бы ни случилось, главное – соблюдать внешние приличия. Зато у Алины совершенно иной настрой. Она намерена двигаться дальше по собственной траектории. Стас, наверное, не сможет за ней следовать – ну и ладно!

«Что-то я уж очень разошлась, – забеспокоилась Алина, открывая коробочку с гримом, купленным в магазинчике ужасов. – Стас, в общем, неплохой, безобидный мальчик… А то, что я в него, как выяснилось, ни капельки не влюблена – это даже лучше. Когда мне встретится тот, кого я полюблю по-настоящему, потому что он – это ОН, а не потому, что наши родители дружат семьями, Стас мне не помешает. А до тех пор будет прекрасным сопровождающим. Опять же, есть с кем поболтать…»

В половине седьмого переулок возле клуба «Точка» заняла длинная очередь. Стоявший ближе к ее середине Стас Федоров с недоумением созерцал костюм подруги. Вопреки жаре она избрала на этот вечер стиль Алисы в Стране Чудес… Точнее, Алисы в Стране Зловещих Чудес: глухое черное бархатное платье-тюльпан с белым отложным воротником и рукавами-фонариками, черные чулки в сетку, черные туфельки на невысоком, но изящном каблуке с пуговками возле носка.

Но главная особенность облика Алины выявилась, стоило ей снять темные очки, закрывающие пол-лица: ее огромные глаза истекали кровавыми слезами! Именно для такого эффекта и понадобился грим. Пришлось изрядно потрудиться, освежить в памяти уроки рисования и пересмотреть немало художественных фотографий в Интернете, понапрасну извести полбанки грима. Зато результат превзошел Алинины ожидания. Кого-нибудь другого эти искусственные красные капли изуродовали бы, но ее – хрупкую, исполненную непонятной внутренней уязвленности – сделали необычайно женственной и ранимой. Удивленная чудом, которое сотворила сама при помощи косметической кисточки, Алина перед выходом едва ли не полчаса вертелась перед зеркалом. Сцепляла руки над головой. Склонялась, как надломленный цветок. Поражалась себе, такой знакомой и такой неизвестной…

Правда, Стас этого не оценил.

– Ты чем это намазалась? – спросил он почти враждебно. – Выглядишь, как будто тебе кто-то дал сразу в оба глаза.

– А ты, Стасик, выглядишь как квадрат, – тихо сказала Алина.

– Что-что?

– Как квадрат из учебника геометрии, но это неважно… Имей в виду: оставаться в очках я не собираюсь. Смывать грим – тем более.

– Да ладно, ходи как есть, – Стас пошел на попятный. – Все равно в зале темно будет, никто твои фингалы не разглядит.

Алина вздохнула. Достала из маленькой черной сумочки пудреницу, проверила состояние кровавых слез. Как будто бы не размазала… Тем временем их очередь значительно продвинулась, и они стояли уже у самого входа в крытый спуск – «трубу», как называли это приспособление завсегдатаи. В придачу к билетам элитные дети – Стас и Алина – могли бы приплатить столько, что их пустили бы вне всякой очереди. Но в том, чтобы стоять здесь в лучах вечернего солнца, красоваться своим необычным видом и созерцать собратьев по субкультуре, был своеобразный кайф, которого Алина лишиться не желала. Будем считать, что она здесь принцесса инкогнито, вроде героини Одри Хепберн из «Римских каникул», и ей это нравится.