– Я не очень пуглива, сэр, – отозвалась Ванда, но про себя подумала: «Такими речами на кого угодно страха нагнать можно».

– Давайте считать, что я всего лишь чрезмерно осторожен, – произнес он. – Вы, как и агент Эверард, оказались втянуты, пусть и против вашей воли, в эту историю с экзальтационистами – наиболее мощной противостоящей нам группировкой, ставившей целью нарушение хода истории.

– Да, но все они были – или будут – пойманы или убиты, – возразила Ванда.

– Это верно. Тем не менее они могут иметь отношение к чему-то неизмеримо большему. – Он поднял ладонь. – Нет, речь не идет о какой-то крупной организации или заговоре, у нас нет оснований для таких подозрений. Хаос, однако, имеет определенную внутреннюю структуру. Явления обладают способностью повторяться. Люди тоже. Поэтому и возникает необходимость изучать тех, кто некогда был причастен к великим событиям. События могут повториться – независимо от того, зафиксированы они в дошедших до наших дней источниках или нет.

– Но я была втянута в эту историю против своей воли, – пробормотала Ванда. – Мэнс… то есть агент Эверард, играл главную роль.

– В этом-то я и хочу убедиться, – сказал Гийон.

Он дал ей посидеть немного в молчании. Звезды на небосклоне разгорались все ярче, соединяясь в созвездия, неведомые Галилею. Когда Гийон вновь заговорил, девушка уже успокоилась.

Нет, решила Ванда, она никак не может представлять для него интерес. И скромность тут ни при чем: она была уверена, что добьется в предстоящей работе отличных результатов. Но здравый смысл подсказывал, что здесь у нее роль более чем скромная. Просто Гийон – безусловно, личность таинственная и незаурядная, как всякий дотошный детектив, – проверял каждую версию, заранее зная, что большинство из них ведет в никуда.

Кроме того, ему, возможно, приятно ужинать в компании молодой симпатичной женщины. Что ж, ей тоже следует оставить глупые сомнения и наслаждаться ужином и беседой. Может быть, она узнает что-нибудь о нем и о его времени…

Ни о нем, ни о его времени она так ничего и не узнала.

Гийон был учтив. Она бы даже сказала – очарователен, хоть он и не выходил за рамки присущей ему бесстрастно-академической манеры. Он никак не демонстрировал своей власти, но производил на нее то же впечатление, что и отец, когда она была девчонкой.

«Жаль, папа, ты никогда не узнаешь…»

Гийон вовлек ее в разговор о ней самой, о ее жизни, об Эверарде – не вдаваясь в деликатные подробности, но так искусно, что она лишь потом осознала, что рассказала ему гораздо больше, чем ей хотелось бы. Попрощавшись с ним, Ванда решила, что у нее просто состоялась интересная встреча. Гийон никоим образом не намекнул, что они еще когда-нибудь встретятся.

Однако, шагая к себе по теперь уже пустынным дорожкам и вдыхая ночные ароматы древней Земли, она неожиданно для себя поняла, что думает не о нем и уж совсем не о Секейре, а об этом рослом, дружелюбном и, как она полагала, очень одиноком человеке – Мэнсе Эверарде.

Добравшись до своего пристанища, она остановилась и огляделась, затем посмотрела в ту сторону, откуда пришла.

«Почему? – подумала Ванда. – Словно это в последний раз… – Сердце тревожно дрогнуло. – Может быть, и в последний…»

Солнце в юго-западной части небосклона висело почти над самым морем, но оно не опустится за горизонт еще несколько часов, а когда исчезнет, то ненадолго. Его лучи окрашивали холодным золотом кучевые облака, башнями уходившие ввысь на востоке, и разливали отблески золота по воде, в миле от того места, где стояла она. Земля там круто восходила к северным холмам, поросшим чахлой невысокой летней травой, монотонность которой нарушали яркие зеленые и коричневые пятна торфяного мха. На ветках низкорослой осины трепетали бледные листья. Повсюду топорщились толстые пучки узколистого кипрея, редко достававшего до лодыжек. Шелестела и перекатывалась волнами осока у ручья, журчавшего неподалеку. Он сбегал в не очень широкую речку, прятавшуюся в овраге. По краям оврага сбились в кучки карликовые ольховые деревца. Клочья дыма вились над жилищами Арюка и его племени.

С моря налетел ветер. Влажный просоленный воздух освежил ее, частично сняв усталость, но усилил чувство голода – сегодня она прошла немало. Тишину нарушали крики птиц, сотнями паривших в высоте: чаек, уток, гусей, журавлей, лебедей, зуйков, кроншнепов. Выше всех парил одинокий орел. Даже после двух лет, проведенных здесь, ее не переставало поражать это пиршество жизни у самых врат Великого Льда. Лишь оставив свою родную эпоху, Ванда поняла, как опустошена планета к двадцатому веку.

– Извините, друзья, – пробормотала она. – Но сейчас меня ждут чайник и коробка печенья.

«А после надо заняться отчетом. Обед подождет. – Она поморщилась. – Почему-то доклады уже не доставляют никакого удовольствия… – подумала Ванда и застыла на месте. – Но почему меня так беспокоит то, что случилось? Откуда это предчувствие беды? Важное событие, большое, но не обязательно плохое… Предчувствие беды? Боже! Может быть, это нормально – время от времени разговаривать сама с собой или с птицами, но когда с тобой начинают говорить твои собственные страхи… Похоже, ты на этом задании уже слишком долго…»

Открыв клапан купола, Ванда вошла в свое жилище и вновь закрыла его. Внутри было сумрачно, пока она не переключила стены на прозрачность. Все равно здесь некому за ней подглядывать, кроме людей из племени «мы», да и те без разрешения сюда не приходят. Тепло позволило ей скинуть парку, снять обувь и носки. Она с удовольствием пошевелила пальцами ног.

Теснота сковывала ее движения. Бо́льшую часть купола занимал темпороллер, поставленный под полкой, на которой она держала посуду, подушку и спальный мешок. Единственный стул примостился около стола, тоже единственного, на котором громоздились компьютер и вспомогательные устройства. Рядом располагалось все необходимое для приготовления еды, умывания и прочих бытовых нужд. Разнообразные ящики и коробки замыкали круг. В двух из них были разложены одежда и личные вещи, остальные набиты приборами, непосредственно связанными с ее миссией.

Принципы работы Патруля требовали, чтобы жилище было маленьким и, по возможности, не привлекало излишнего внимания коренных обитателей этих мест. За стенами купола лежали необъятные просторы, где редко можно было встретить человека.

Поставив чайник на огонь, она отстегнула портупею и положила пистолеты – парализующий и энергетический – рядом с ружьями. Сегодня почему-то оружие впервые вызвало у нее неприязнь. Она убивала редко, только ради свежего мяса или для пополнения научной коллекции, и лишь однажды прикончила снежного льва, людоеда, который повадился нападать на людей из рода Улунгу в Кипящих Ключах.

«А вдруг придется стрелять в человека?.. Боже, лезет в голову всякая чушь собачья…»