Я осторожно опускаю взгляд. Мои щеки пылают так, что видно из космоса.

– Шикарно. – Показываю большой палец вверх. – Будто собрался в лес за ягодками, поскользнулся и упал в медвежьи кишки. Нужно тебя скорее отмыть.

– Я слышу реку.

– Да, она неподалеку. – Подтверждаю я.

– Чего ты так смотришь? – Замирает Бьорн.

– Ты выглядишь таким… жизнерадостным. – Мой голос выдает мою печаль. – Шутишь.

– А что мне еще делать?

– Ты должен меня ненавидеть. – Делаю глубокий вдох. – Ты должен меня… Я думала, ты пришел меня убить!

Парень застывает с открытым ртом.

– Да. – Соглашается после недолгого молчания.

– Я – чудовище, Бьорн.

– Да. – Кивает.

– И твоя семья убивает таких, как я.

– Да. – С грустью в голосе.

Мое сердце бьется все сильнее и сильнее.

– Так в чем же дело?!

– Я…

– Неужели, ты не был шокирован, узнав правду обо мне?!

– Был. – Снова кивает, и его волосы идут рябью. – Я и сейчас в шоке. Все смотрю на тебя и пытаюсь отыскать в твоих глазах это чудовище, о котором все говорят.

– Я – монстр, Бьорн. Я все равно буду убивать, стоит мне только уснуть и сделать это впервые. Я не смогу удерживаться от этого дольше. Не спать нельзя, я обречена. А ты… ты станешь сильнее, если убьешь меня.

– А если я не могу? Если не хочу? – Он подается вперед.

Хорошо, что между нами чертова корзина.

– Тебе все равно придется. Однажды. – Мои губы дрожат.

– Тогда позволь мне самому решить, ладно? – Бьорн опять усмехается. – Вот, ты опять смотришь на меня так.

– Как?

– Как будто не узнаешь!

– Твои шрамы… – Тихо произношу я.

Мне хочется коснуться каждого из них. На щеке, на линии подбородка, на шее. Хочется дотронуться пальцами до кривых грубых рубцов на груди, что еще красны, но со временем побледнеют.

– Знаю, я – красавчик. – Делано ухмыляется он, выпячивая грудь.

Знал бы ты на самом деле, какое впечатление на меня производишь…

– Ну, хоть это не моя заслуга. – Улыбаюсь я.

– Так ты говорил с Сарой? – Спрашиваю я, когда мы спускаемся по склону.

Естественно, мне приходится идти первой: не потому, что знаю дорогу, а потому, что любоваться на тылы Хельвина еще более неприлично, чем на корзинку и то, что он пытается ею прикрывать. Хотя, пытается – это еще с натяжкой сказано: Бьорн совершенно не смущается собственной наготы и потому постоянно забывает о том, на каком уровне следует держать корзину, чтобы не светить своими… кхм… чтобы не светить.

– Да, мы встречались два дня назад, я приходил к ней в больницу.

Он осторожно ступает по траве, чтобы не встать голой ступней на шишку или острую ветку. Хотя, на мой взгляд, теперь, когда он еще сильнее возмужал, ему нипочем такие мелочи, как сухие ветви под ногами. Да и растительности на его теле прибавилось – похоже, виной всему пробудившиеся медвежьи гены.

– Как она?

– Ворчлива, как старая бабка. – Бьорн переступает через древесные корни, отмахиваясь от мошкары. – Прежде мы не общались, поэтому я был не в курсе про ее вздорный характер, но не представляю, на чем вы с ней сошлись. Ты такая милая, а она… бр-р! Сущий демон!

– Узнаю Сару. – Смеюсь я. – Наверное, ей тяжело усидеть на одном месте.

– А еще с ней постоянно ее мать – беспокоится о счетах за лечение. Они все время спорят то об одном, то о другом: о больничной еде, о жестких простынях, о необходимости соблюдать режим. Жестикулируют, кричат, тычут гадальными картами в лицо персоналу.

– Узнаю Анну.

Бьорн спрыгивает с уклона на заросли крапивы, выбирается и, как ни в чем не бывало, продолжает путь.

– Она рассказала мне о тебе.

– Что именно?

У меня сосет под ложечкой. Я чувствую на себе его взгляд.

– О твоих снах, о матери, о тете. – Он обгоняет меня и, наступив на шишку, едва не роняет корзинку.

– Осторожнее! – Умоляю я, воздевая глаза к небу.

– О твоих чувствах.

– Моих чего?.. – Мне приходится посмотреть на него.

– Твоих чувствах. – Повторяет Бьорн, тряхнув грязными волосами. – О том, как болезненно ты восприняла известие о проклятии. О том, что боишься убить кого-нибудь, и о том, почему решила обратить меня.

– И почему же? – Я прячу взгляд.

– Потому, что ты не убийца. Даже несмотря на то, что у тебя внутри.

– И все же. – Я пинаю ногой шишку и, обойдя Бьорна, продолжаю путь. – Ты не мечтал проснуться оборотнем.

– Я не желал проснуться кровососом. – Уточняет он, догоняя. – Я хотел, чтобы после смерти меня похоронили соответствующим образом.

– Вот видишь.

– Но это было до встречи с тобой.

Я ускоряю шаг. Сейчас не лучшее время, чтобы останавливаться и смотреть друг другу в глаза.

– Не понимаю.

– А что тут непонятного? – Повышает голос Бьорн. – Лучше очнуться оборотнем в мире, где есть ты, чем уйти в другой мир, где тебя нет!

– Разве Асмунд не сказал тебе? – Не выдержав, я оборачиваюсь.

Хельвин застывает как вкопанный.

– Корзинка, – краснея, напоминаю я, когда он, забывшись, опускает руки.

– Да черт с ней, – вздыхает Бьорн.

Но не отбрасывает, крепко держит в руках на уровне паха.

– Разве твой дядя тебе не сказал?

– Сказал. – Мрачнеет он.

Я сглатываю.

– Ингрид все подтвердила. – Срывающимся голосом сообщаю я. – Мы – родственники. Ты – мой кузен.

– Знаю. – Парень сжимает губы так, что они белеют.

– Тогда больше не говори мне так.

– Как? – Он тяжело вздыхает.

– Про мир, где есть я! – Взрываюсь.

– Но это правда. – Бьорн наклоняется ко мне. – Я сказал лишь о том, что чувствую!

– Корзинка! – Восклицаю я и отворачиваюсь.

– Нея!

– Нам нельзя. – Говорю я хрипло. – Это неправильно!

– А что правильно?! – Орет он мне в спину. – Зачем тогда ты сделала это со мной? Разве не для того, чтобы быть рядом?!

– Нет. – Мотаю головой. – И тебе лучше держаться от меня подальше.

– Но я не хочу дальше!