— И где ты нашел ее?

— На Павелецком вокзале.

— На вокзале? — Верховцев поморщился. От запаха духов, пропитавших воздух, неожиданно запершило в горле.

— Дно, Игорь, увы. Самое дно. Но она прежде видела лучшие времена. — Данила уселся на полосатый диван и вытянул ноги. — Ну и устал же я!

— Ты действительно уверен, Данила?

— Разве я тебя прежде подводил?

— Нет.

— Ну тогда я предлагаю тебе ее посмотреть.

— Что, прямо на вокзале? — Губы Верховцева кривились.

— Думаю, что там будет удобнее всего. Если я привезу ее сюда и она вдруг тебе не понравится, то... — Данила сделал энергичный жест.

— Кто она?

— Девочка двадцати двух лет. Глупенькая, розовая. Кажется, из Липецка.

— Из Липецка?

— Или из Тулы, я особо не уточнял.

— Когда она приехала в Москву? — спросил Верховцев.

— Два года назад. Она нашла объявление в газете:

«Набор хореографической труппы в Штаты». И решила сделать карьеру в Новом Свете.

— И?

— И попала в одну дырочку, темную и вонючую, где-то на Божедомке, — усмехнулся Данила. — Этакий полукустарный стриптизик. Но она оказалась способной ученицей греха. Знаешь, какой у нее был коронный номер? Золотой дождь.

Верховцев хмыкнул брезгливо.

— Тут мастерства особого не надо.

— Не скажи, Игорь. Она в Липецке, или там в Туле своей, шесть лет занималась в драматической студии при местном театрике. Кое-что в нашем деле понимает.

— Шесть лет для «Золотого дождя»? Шесть? Платили ей хорошо за это?

— Темнит. Ну а в общем, сейчас это уже не важно.

— Почему?

— Она на игле, Игорь. Давно и крепко. Ей сколько ни дай, все уйдет в шприц.

— Ты еще хуже не мог найти? — спросил Верховцев, голос его дрогнул. — Ты что, нарочно меня дразнишь?

— Нет, ты послушай...

— Ты хочешь привезти эту тварь сюда? Эту суку, эту б.., сюда?! В эти стены? К нему?! — Голос Верховцева неожиданно сорвался на визг.

— Да послушай ты меня! — тоже повысил тон Данила.

— Я послушай? Тебя?! Да дай тебе волю, ты.., ты все испоганишь, все превратишь в дерьмо! Все мои мечты! Мои сны, всего меня! — Верховцев вдруг с размаху ударил кулаком по магнитофону. В том что-то щелкнуло, звякнуло — и Фредди запнулся на полуслове.

— Успокойся! Ты что? Ты же не понял ничего. — Данила поднялся с дивана. Он никак не ожидал от Верховцева столь бурной реакции. — Я не собираюсь тебя дразнить. Эта девочка, она.., она в общем ничего, способная. Ты сам убедишься, когда увидишь ее. Только надо капельку терпения, немножко дрессировки — и все пойдет как по маслу. Я же с ног сбился, всю Москву обыскал, кого только не видел, где не бывал! Но она — то, что надо, я клянусь тебе! Она очень похожа на.., словом, в ней есть то, что ты ищешь, есть, понимаешь? А вокзал... Мы же ее заберем оттуда на эти дни. Я ее поселю на первом этаже, вымою, сам лично мочалкой отскоблю. Ты, если хочешь, и видеть-то ее не будешь все это время. Только сначала посмотри все-таки, убедись, а потом уж на сцене... Ну какая тебе разница, что она такое в реальной жизни, когда на сцене она сделает то, что нам надо?! А она сделает это! Клянусь. Сможет.

Верховцев, не мигая, смотрел на Данилу — тот не на шутку разволновался, матово-бледное лицо его пошло красными пятнами.

— Ты будешь сожалеть, если твоя уверенность не подтвердится, — сказал он глухо.

— Я знаю, но сначала ты должен ее посмотреть. Верховцев встал, помассировал одеревенелый позвоночник.

— Как ее зовут?

— Анна. Фамилию тебе тоже назвать?

— Фамилию? — Верховцев усмехнулся. — Разве им нужна фамилия? Она у них бывает?

Данила облегченно вздохнул: он знал, какой острый риф только что обогнул на своем утлом кораблике под черными парусами.

— И где же ее искать на этом Павелецком? — осведомился Верховцев.

— Это.., это не совсем на вокзале... Там место есть одно рядом. Они там живут.

— Они?

— Ну, эти, доходяги.

— Бомжи?

— Да.

— О Господи!

— Игорь, ну я прошу тебя!

Верховцев застонал и закрыл лицо руками. Сутулые плечи его, облаченные тонкой шелковой рубашкой, судорожно вздрагивали. Данила вышел из комнаты на цыпочках.

Прошел всего один день. Страсти понемногу утихли. Наступил звездный погожий мартовский вечер и...

— Игорь, мы едем? — спросил Олли, входя в кабинет Верховцева. Он на ходу застегивал синюю замшевую куртку.

— И ты тоже? — спросил тот.

— Я буду тебя утешать и развлекать, — засмеялся Олли. — Смотри, что Данила купил тебе.

Вошедший следом Данила нес большую коробку — стереосистема.

— Лазерная, последней модели, — сказал он. — А это диски. Фредди.

Верховцев вяло разглядывал подарки: Меркьюри и группа «Queen».

— Спасибо. Очень тронут.

— Машина у подъезда, — усмехнулся Данила. В холле их провожала Лели. Она вышла из ванной в махровом халатике. Черные волосы ее были стянуты на затылке малахитовой лентой, на смуглом лице лежал толстый слой крема.

— Вы привезете это сюда?

— ЭТО? — захохотал Олли. — Что это? О чем ты, госпожа принцесса?

Лели не удостоила его взглядом. Данила наклонился к ней, пальцем мазнул по щеке крем, попробовал на вкус.

— Маска? Питательная? На меду или на клубнике? — осведомился он деловито.

— Это грязь Мертвого моря, замешанная на сперме кашалота, — ответила Лели. — Разглаживает все гримасы жизни и выводит все клейма порока, милый наглец.

— Кашалота? Ну, это уж чересчур. — Данила гляделся в огромное зеркало, украшавшее стену холла. Поправил белое шелковое кашне, застегнул кашемировое пальто. — Я похож на коварного соблазнителя, Лели? Мне предстоит сейчас соблазнить одну христианскую душу.

— Ты похож на Раскольникова. Только без его фирменного топора. — Она повернулась и направилась в спальню. — Когда вернетесь? Когда прикажете приготовить ванну?

— Только положи побольше кристалликов, — попросил Олли. — Запах хвои отобьет весь этот вокзальный аромат.

Верховцев сел в автомобиль последним. Этот джип он купил недавно по настоятельной просьбе Данилы. Прежде у него, кроме «Феррари», был неброский серый «Рено». Он приобрел его в автосалоне исключительно из-за своего благоговения перед Жаком Ивом Кусто. Концерн «Рено» являлся спонсором одиссеи знаменитого мореплавателя. Машину Верховцев сначала водил сам, но, так как боли в позвоночнике усиливались, вынужден был передать руль Даниле. А тому «Рено» отчего-то не нравился.