Сейчас мне хочется заострить внимание просто на том, что такая точка должна существовать.

М. Хайдеггер: субъект есть тот, кто говорит Нет Das Man

У Хайдеггера на первый взгляд философия бытия субъекта достаточно позитивна. Нельзя сказать, что субъект говорит бытию Нет — наоборот, он прислушивается к его зову, он — сам бытие (Da-Sein), он некоторая выделенная точка, в которой Бытие обращается к самому себе за ответом на основной онтологический вопрос. Однако в глубине бытия субъекта Бытие с большой буквы встречается с Ничто, со смертью. Бытие задает себе вопрос о себе, и ответом на этот вопрос оказывается Ничто, не-бытие. В этом основная коллизия человеческого существования.

Но Хайдеггер тоже философ Нет. Он говорит, что человек должен сам встать в просвет бытия, и есть то, что этому мешает. Этому мешает неподлинный модус существования, и, в частности, то, что Хайдеггер на немецком языке называет Das Man. Снова вспомним, что мы уже видели в пункте про Хайдеггера:

присутствие как повседневное бытие с другими оказывается на посылках у других. Не оно само есть, другие отняли у него бытие. Прихоть других распоряжается повседневными бытийными возможностями присутствия… «Кто» тут среднего рода, das Man.

Das Man всегда тут как тут, но так, что оно же всегда ускользает там, где человек прорывается к решению. Однако, поскольку das Man всегда предоставляет человеку всякие суждения и решения, оно снимает с самого человека ответственность. Das Man как бы устраивает так, что к нему всегда можно обратиться. Das Man очень легко за все отвечает, потому что лично никому ни за что отвечать не надо. Везде и всегда было Das Man, но не было никого конкретно[142].

Вот против чего человек должен настроиться, чему он должен сказать Нет. Бытию «на посылках» у других, бытию, растворенному в бытии других.

У Хайдеггера почти нет позитивных модусов бытия с другими. Он немного упоминает заботу о других, но ничего не пишет, например, о любви и дружбе. Субъект у Хайдеггера одинок, он один на один с Бытием. Ему надо расслышать зов Бытия, обращенный к нему одному, и другие здесь будут только мешать.

Б. Ф. Поршнев: субъект есть тот, кто говорит Нет суггестии

Про Поршнева мы тоже уже говорили достаточно. Я только кратко напомню его самую главную мысль: Субъект создает себя, настраиваясь против коллективного мышления.

[Человек] — продукт интериоризации, обособления от первичной общности в упорной войне с суггестией[143].

Поршнев вводит понятие контрсуггестии, благодаря которой человек освобождается от зависимости от Других. Когда мы говорили о социуме, мы видели, что многие авторы (в том числе, например, многие авторы постмодерна) не видят возможности выйти за пределы социального формирования. Однако Поршнев пишет, что субъект может противопоставить себя социуму.

Контрсуггестия делает человека способным противостоять непосредственному внушению, однако это еще не свобода от социума. Нужно пройти еще одну ступень — интериоризацию Других и появление рефлексии.

Это можно изобразить такой схемой:

Коллективная деятельность — > суггестия — > интериоризация суггестии — > [изменение условий] — > контрсуггестия — > интериоризация коллектива (Других) — > рефлексия — > атомизация

Изменение условий стоит здесь в скобках, потому что оно является внешним фактором. Все остальное происходит с субъектом.

Только опираясь на вектор к атомизации, субъект становится способным быть личностью, отвечать за себя. Теперь его уже нельзя назвать однозначно продуктом коллектива.

З. Фрейд: субъект есть тот, кто говорит Нет толпе

Подобную же схему субъекта строит Фрейд в книге «Психология масс и анализ человеческого Я»[144]. Согласно Фрейду, высшая инстанция субъектности, Сверх-Я, формируется как результат интериоризации родительского воспитания. Если говорить очень упрощенно, маленький ребенок (у Фрейда мальчик) сначала проходит стадию Эдипова комплекса, с ревностью к отцу, но потом достигает стадии идентификации с отцом. У него складывается Я-идеал, который соответствует его идеальному образу себя. Сверх-Я — это инстанция, так сказать, внутреннего надзора, интериоризованный отец (мы можем добавить, что разумно говорить не только об отце, но и о значимых Других). Субъект, который подвергался в детстве нормальному семейному воспитанию — а во времена Фрейда это было достаточно жесткое воспитание в полной семье — всю жизнь носит в себе этот интериоризированный взгляд отца и Других. Он стремится быть таким, каким отец хотел видеть его. Мы легко можем здесь провести связь с рефлексией как с тем же интериоризированным взглядом Других.

В толпе поведение индивида резко меняется. Я уже не называю его субъектом, потому что утрачивается важнейшая составная часть субъектности — сверх-Я. Фрейд пишет, что в толпе индивид «делегирует» свое Сверх-Я лидеру, вожаку. Он как бы возвращается в экзистенциальное состояние ребенка, когда он мог делать, что хотел, и только внешние силы, родители, говорили ему, что надо делать. Так же и в толпе, индивид утрачивает интериоризированных родителей, теперь ему говорят, что делать, внешние Другие, а именно вожак, лидер.

В качестве примеров общностей, в которых субъект теряет Сверх-Я, Фрейд называет не только толпу, но и армию и церковь. В армии схема понятна: солдаты являются как бы марионетками командиров. Что касается церкви, то это не совсем понятно, и Фрейд тоже неоднозначен, он называет лидером или священника, или даже Бога (который точно никогда не берет на себя командования). Однако лучше всего говорить все-таки о толпе, в которой появляется стихийный лидер. Фрейд также отмечает заражение энтузиазмом, которое происходит «горизонтально», от Других, которые находятся бок о бок.

Фрейд указывает, что толпа способна на подвиги, на которые не способен отдельный человек. Также это могут быть выдающиеся мерзости, которые отдельный человек также никогда не совершил бы. Дело собственно именно в том, что толпу составляют индивиды без Сверх-Я. В индивидуальной жизни Сверх-Я всегда осуществляет контролирующую и тормозящую функцию. Сверх-Я является вечной нагрузкой на субъекта, грузом, который он тащит на себе ради того, чтобы быть человеком, чтобы он мог смотреть на себя в оптике своего Я-идеала (Сверх-Я и Я-идеал — тесно связанные вещи). Жизнь без Сверх-Я гораздо удобнее, однако это жизнь и без рефлексии, в сущности, полу-животная жизнь. В повседневной жизни мы бредем под грузом Сверх-Я, и только в редкие моменты избавляемся от этого груза. Например, во время войны солдат может превратиться в винтик машины, он не раздумывая выполняет задания командования, и это парадоксальным образом является для него облегчением, потому что он не отвечает за себя перед собой, он —