— А вы сможете? — радостно воскликнула она. — Вот здорово! На Рождество мы бы покатались на лыжах. В тридцати минутах езды от дома есть отличный склон. И я приготовлю рождественский обед… — Она замолчала, потом продолжила с неуверенностью в голосе:

— Но вы должны пообещать мне, что уедете после Рождества.

У меня столько работы.

— Нам надо возвращаться в Лос-Анджелес, — заверил ее Стейс. — Иначе магазин придется закрыть.

— Господи. Как же я вас люблю, — обворожительно улыбнулась им Рози.

— Мы с Фрэнки перекинулись парой слов, — Стейс посмотрел на брата, вновь повернулся к Рози. — Ты знаешь, мы никогда не были в Европе, вот и подумали, что летом, когда у тебя закончится учебный год, мы могли бы поехать туда вместе. Ты стала бы нашим гидом. Все будет по высшему разряду. На пару недель. Если ты будешь с нами, мы отлично проведем время.

— Да, — кивнул Фрэнки. — Одним нам там делать нечего.

И все рассмеялись.

— Это прекрасная идея. — Рози переводила взгляд с одного близнеца на другого. — Я покажу вам Лондон, Париж, Рим. А от Венеции вы будете в восторге. Может, вам даже захочется переселиться туда. Но до лета еще ой как далеко. Знаю я вас, к тому времени вы найдете себе других женщин.

— Мы хотим тебя, — резко бросил Фрэнки.

— Тогда звоните, я буду готова, — ответила Рози.

Утром 23 декабря Рози подкатила к их отелю на огромном «Кадиллаке». В багажнике, где лежали ее большие чемоданы и завернутые в блестящую бумагу подарки, хватило места и для вещей братьев.

Стейс сел на заднее сиденье, Фрэнки — рядом с Рози. Играло радио, почти час никто из них не произнес ни слова. Рози отличало и умение помолчать.

За завтраком, пока они дожидались Рози, у братьев состоялся нелегкий разговор. Стейс обратил внимание, что Фрэнки замкнулся, словно не решается ему что-то сказать. Такое случалось у них крайне редко.

— Выкладывай, — предложил он брату.

— Только пойми меня правильно. Я не ревную или что-то там в этом роде. Но мог бы ты не подходить к Рози, пока мы будем там?

— Конечно, — ответил Стейс. — Я ей скажу, что подцепил в Вегасе триппер.

Фрэнки усмехнулся.

— Это, я думаю, чересчур. Но я бы хотел, чтобы она была только моя. Или я отойду в сторону, и она будет принадлежать только тебе.

— Ну ты и паршивец. — Стейс покачал головой. — Ты все испортишь. Послушай, мы же ни к чему ее не принуждали, не пытались задурить ей голову. Все идет так, как она этого хочет. И я думаю, что получается отлично.

— Я бы хотел, чтобы она была только моя, — повторил Фрэнки. — Хотя бы на короткое время.

— Пожалуйста, — кивнул Стейс. — Я — старший брат, так что должен приглядывать за тобой. — Это была их любимая шутка, и действительно, иной раз казалось, что Стейс старше Фрэнки на несколько лет, а не на десять минут. — Но знаешь, Рози раскусит тебя в две секунды. Рози умна. Она поймет, что ты влюбился в нее.

Фрэнки изумленно вытаращился на брата.

— Я в нее влюбился? Неужели? Господи Иисусе. — И они расхохотались.

«Кадиллак» вырвался из города и мчался среди заснеженных полей округа Уэстчестер. Наконец Фрэнки нарушил молчание:

— Никогда в жизни не видел столько снега.

И как только здесь могут жить люди?

— Жизнь тут дешевле, чем в Нью-Йорке, — пояснила Рози.

— Сколько нам еще ехать? — спросил Стейс.

— Примерно полтора часа. Хотите облегчиться?

— Нет, давай уж доберемся до места.

— Если только ты не хочешь остановиться, — сказал Стейс Рози.

Та покачала головой, крепко держась за руль, глядя прямо перед собой, на заснеженную дорогу и медленно падающие снежинки.

Часом позже они проскочили маленький городок.

— Еще пятнадцать минут, — предупредила Рози.

Мощная машина преодолела крутой подъем, и на вершине маленького холма они увидели серый особняк, окруженный полями, укутанными ровным белоснежным покровом. Его не касались ни нога человека, ни колесо автомобиля.

Рози подкатила к парадному входу, они вылезли из кабины. Она нагрузила их чемоданами и коробками с рождественскими подарками.

— Заходите в дом. Дверь открыта. Мы здесь обходимся без замков.

Фрэнки и Стейс поднялись по ступеням, открыли дверь. Прошли в огромную гостиную, стены которой украшали головы лесного зверья. В камине размером с большую пещеру ярко горел огонь.

Внезапно снаружи донесся шум мотора «Кадиллака», и в гостиную через боковые двери вошли шестеро мужчин. Все с оружием. Их главарь, гигант с густыми усами, сказал с легким акцентом: «Не двигайтесь. Чемоданы не бросать». И тут же пистолеты уперлись им в спины.

Стейс сразу все понял, а Фрэнки поначалу испугался за Рози. Ему понадобилось тридцать секунд, чтобы сообразить: шум мотора и отсутствие Рози взаимосвязаны. Ужас охватил Фрэнки, когда ему открылась истина: Рози была приманкой.

За день до Рождества Асторре пришел на вечеринку, которую Николь устраивала в своей квартире. Она пригласила своих коллег-юристов и членов общественных организаций, в работе которых участвовала, в том числе и активистов Движения за запрещение смертной казни.

Асторре любил вечеринки. Нравилось ему болтать с людьми, которых он никогда больше не увидит, которые вращались совершенно в других кругах. Иногда он знакомился с интересными женщинами, и тогда мимолетная встреча, случалось, перерастала в короткий роман. И он всегда надеялся влюбиться: ему недоставало любимой женщины. В тот вечер Николь напомнила ему об их страстном романе, оставшемся в далеком прошлом, очень добродушно, не пытаясь уколоть.

— Ты разбил мне сердце, когда повиновался отцу и уехал в Европу.

— Безусловно. Но это не удержало тебя от встреч с другими мужчинами.

По какой-то причине в этот вечер Николь относилась к Асторре с особой теплотой. Доверчиво, словно школьница, брала за руку, целовала в губы, прижималась всем телом, словно чувствовала, что он вновь покидает ее.

Его все это смущало, поскольку угольки страсти по-прежнему тлели, разжечь их не составляло труда, но он понимал: в сложившейся ситуации роман с Николь станет чудовищной ошибкой. И помешает принятию необходимых решений. Наконец она подвела его к группе гостей, представила.

В этот вечер в квартире играл маленький оркестр, и Николь попросила Асторре спеть. Конечно же, отказываться он не стал, и они вместе исполнили старинную итальянскую любовную балладу.

А когда он пел Николь серенаду, она прижималась к нему и заглядывала в глаза, словно что-то искала в его душе. После последнего аккорда с тяжелым вздохом поцеловала его и отпустила от себя.