Помимо подготовки нового поколения экскурсоводов, организаторы предполагали, что институт будет проводить какие-то исследования. Первоначально этому аспекту программы уделялось мало внимания, но с июля 1921 года он приобрел большее значение, когда в надежде получить наконец финансирование комитет перевел свою заявку из Подгуча («подготовка учителей») в Академический центр. Новая принадлежность требовала большего внимания к научной работе, вынуждая группу к четкому определению предлагаемого предмета исследования[184]. Поскольку методология имела большое значение, разработчики планировали продолжать работу над программами и руководящими принципами. Написание курсовых работ сменилось в учебной программе составлением маршрутов; было решено, что поступившие в институт представят письменные планы экскурсий и продемонстрируют свое мастерство в качестве гидов. Однако помимо этих четких задач еще один вид исследований помог дополнить новые предложения: междисциплинарное изучение территории России. Еще в дореволюционную эпоху экскурсионная работа всегда довольно хорошо сочеталась с призывами к изучению местных традиций и явлений. Редакторы «Русского экскурсанта», например, посвящали почти половину каждого номера родиноведению – образовательной программе с расплывчатым определением, созданной по образцу немецкого Heimatkunde. Как отмечалось в одной статье, основные цели родиноведения были следующие: «…открыть глаза подрастающим поколениям на удивительную картину нашей Родины, дать им почувствовать все очарование русской природы, привлечь их к бесконечно интересным сторонам повседневной жизни ее многочисленных племен»[185]. Авторы хотели, чтобы журнал служил «толкователем этой красоты, чутким гидом по живому музею русского искусства, древнего и нового, пробуждая в молодых сердцах лучшие чувства, те, которые может дать человеку созерцание красоты»[186].

Хотя накануне Первой мировой войны сентиментальный национализм приправлял многие публичные выступления, энергичные призывы к патриотизму, с которыми выступало руководство экскурсионного движения, частично отражали специфику их проекта. Правильное планирование поездок требовало доступа к научным описаниям каждого объекта, любая нехватка такой информации, естественно, вдохновляла преданных своему делу педагогов самих превратиться в исследователей и публиковать соответствующие результаты в интересах последующих групп. Кроме того, сами экскурсии предоставляли возможности для наблюдений и сбора материалов, некоторые из которых могли иметь реальную научную ценность. Оба этих фактора, как правило, сближали организаторов туров с провинциальными коллекционерами, историками-любителями и другими «экспертами» на территории России, приводя если не к объединению, то по крайней мере к широкому совпадению интересов. В 1921 году, составляя планы института, организаторы экскурсий вполне естественно вспомнили о своей старой привязанности к местным исследованиям, включив их в программы в обновленной форме, более соответствовавшей духу времени: все более модный термин «краеведение» в значительной степени заменил «родиноведение». Эта замена свидетельствовала о большем внимании к идее рассмотрения отдельных регионов как целостных единиц. Предполагалось, что как любители, так и профессионалы начнут изучать окружающую их местность, отходя от теории и поверхностных обзоров в пользу изучения конкретных явлений, характерных для данного места. Помимо этого, а также несколько большего акцента на решении отдельных социальных и экономических проблем, риторика осталась неизменной. Сама жизнь снова требовала непосредственного изучения России, «более полного, широкого и с максимально возможного числа сторон, в кратчайшие сроки», и в этом контексте научно-поисковые экскурсии представляли собой важнейший инструмент[187].

Несмотря на попытки сделать упор на злободневные проблемы, когда Гревс и Краснуха в октябре 1921 года наконец представили тщательно продуманный портфель документации, составленный организационным комитетом института, Государственному ученому совету, они с трудом получили одобрение. В Петрограде уже имелись педагогические училища, и в период финансовых ограничений все новое требовало четкого обоснования. Идея специализироваться на экскурсиях нашла сторонников в комитете, в том числе осторожную Н. К. Крупскую, но другие предложения вызвали удивление. М. Н. Покровский, в частности, считал обширную исследовательскую программу неприемлемой. Он утверждал, что набеги педагогического института на краеведение будут лишь дублировать работу, уже включенную в государственный план и порученную соответствующим ведомствам[188]. В конце концов совет проголосовал за то, чтобы ограничить научную деятельность института методологией, разрешив другие исследования только в тех случаях, когда они приносят пользу непосредственно экскурсионной работе. Педагогика, по мнению членов совета, должна оставаться во главе угла во всех видах деятельности, и совет отправил делегатов из Петрограда переделывать свою программу. Неделю спустя совет собрался вновь, чтобы рассмотреть изменения, но к этому времени был принят новый закон, согласно которому все высшие учебные заведения попадали под контроль Главпрофобра (Главного управления профессионального образования). Отчаявшись в борьбе с новыми бюрократическими препятствиями, Краснуха и Гревс отказались от всяких претензий на обучение и попросили утвердить институт в качестве исследовательского учреждения. Как ни удивительно, совет согласился, передав Петроградский экскурсионный институт в ведение Академического центра и поручив ему изучение методологии. Учреждение, задуманное как педагогическое учебное заведение, внезапно оказалось вынуждено заниматься чистой теорией.

Вернувшись в Петроград после этой странной резолюции, Краснуха и Гревс столкнулись с необходимостью разработки программы, чего на самом деле никто не предвидел. Бюрократические случайности, корыстные интересы и сокращение расходов лишили институт многих ожидаемых видов деятельности, в том числе регулярных занятий и практической экскурсионной работы, оставив лишь самое скромное участие в краеведческой деятельности. На информационных встречах будущие сотрудники быстро перегруппировались, не обращая внимания на месяцы работы и на 50 заявок от потенциальных студентов. На тот момент институт ограничился составлением программ и описанием маршрутов. Сотрудники, объединившись в три отдела, составили индивидуальные планы на предстоящий год, выбрав конкретные объекты, исторические периоды или проблемы для решения. Всякий раз, когда это было возможно, они предпочитали работать в группах, используя тактику семинаров, чтобы сделать исследования более плодотворными. Собранные материалы служили основой для докладов и экскурсий, которые презентовались на общих собраниях и в идеале публиковались. Институт регулярно организовывал открытые лекции и демонстрационные туры. Он провел четыре конференции, издал несколько сборников статей, а в марте 1922 года напечатал один номер собственного журнала «Экскурсионный вестник»[189]. Кроме того, сотрудники института часто самостоятельно принимали меры для публикации своих работ; они писали статьи в педагогические журналы и антологии, а иногда – книги. Финансовые трудности делали поездки практически невозможными, поэтому проекты были сосредоточены на Петрограде и его ближайших окрестностях. За исключением одной экспедиции на Русский Север летом 1922 года, сотрудники института оставались дома, посвящая большую часть своего внимания разработке экскурсий по местным достопримечательностям и созданию инструментов, помогавших другим делать то же самое, а именно: методических пособий, библиографий, путеводителей и учебников по экскурсионному делу[190].

На гуманитарном и естественнонаучном факультетах персонал прилагал всяческие усилия для привлечения посторонних к проектам института, открывая некоторые семинары для публики, чтобы группы, в основном состоявшие из опытных преподавателей, могли ознакомиться с процессом подготовки экскурсии. Гревс в течение нескольких лет проводил семинар по району Фонтанки, группа, возглавляемая талантливым молодым экскурсоводом Г. Э. Петри, разрабатывала экскурсии по городу, а Анциферов руководил сессиями по литературному Санкт-Петербургу. Другие группы работали в крупных музеях и дворцово-парковых комплексах или собирали антологии литературных и исторических источников о городе[191]. Хотя эти учебные кружки не заменяли двухгодичную учебную программу, они давали сотрудникам института некоторую возможность продолжать педагогическую работу, готовя квалифицированных экскурсоводов для школ и других организаций. В принципе в таких курсах не было ничего нового: дореволюционные организации, экскурсионные секции Наркомпроса и Общество «Старый Петербург» проводили семинары по подготовке экскурсоводов. Ответственные специалисты всегда щедро жертвовали своим временем, и стандарты часто достигали неожиданных высот. Однако с созданием Экскурсионного института атмосфера, окружавшая такие проекты, заметно изменилась, особенно в том, что