«…при мысли о свежих собачьих отбивных котлетах, ожидавших нас, когда мы поднимемся на плато, у нас уже текли слюнки. Постепенно мы так привыкли к мысли о предстоящей бойне, что это событие уже не представлялось нам столь жестоким, каким оно было бы в иных условиях. Это место было названо “бойней”. Было решено, что мы останемся здесь на два дня, чтобы отдохнуть и поесть “собачины”. Вначале многие из нас и слышать не хотели о том, чтобы принимать участие в подобном угощении. Но время шло, аппетит увеличивался, и эта точка зрения менялась, пока, наконец, в последние дни, перед тем как мы дошли до “бойни”, мы не могли уже ни думать, ни говорить ни о чем другом, как только о собачьих котлетах, собачьей вырезке и т. п.

Однако в этот первый вечер мы воздержались. Нам не хотелось набрасываться на своих четвероногих друзей и пожирать их раньше, чем они остыли».

«Ни одна мясная лавка не представляла бы лучшего зрелища, чем то, которое можно было наблюдать у нас, когда мы освежевали и разрезали на части десять своих собак. На снегу были разложены большие кучи прекраснейшего, свежего, красного мяса с массой самого привлекательного на вид жира. Собаки ходили кругом и нюхали. Некоторые хватали себе кусок, иные переваривали. Мы же, люди, выбрали себе самое молодое и нежное мясо. Вистингу было предоставлено возиться со всем: и с выбором мяса, и с приготовлением котлет. Его выбор пал на Рекса, небольшое прекрасное животное – одну из его же собственных собак. Он ловко нарубил и нарезал необходимое для обеда количество мяса. Я не мог оторвать глаз от его работы. Маленькие нежные котлетки действовали гипнотизирующе, когда он одну за другой кидал их на снег».

«В расчёте, составленном перед окончательным отправлением на полюс, я точно установил день, когда следует застрелить каждую собаку, то есть момент, когда она переставала служить нам средством передвижения и начинала служить продовольствием. Более чем что-либо другое, это обстоятельство явилось главным фактором достижения Южного полюса и нашего счастливого возвращения к исходной путевой базе».

В экспедиции Амундсена собакоубийство началось ещё по пути на Мадейру (родившиеся щенки-самки были не нужны экспедиции). Собак убивали не только потому, что они теряли силы. Они могли оказаться лишними или быть беременными. Итогом экспедиции стало убийство примерно 80 собак. В конце экспедиции осталось 39 собак, 21 из них Амундсен планировал убить, но их спасла случайность – они понадобились Моусону для Австралийской антарктической экспедиции. В этом контексте особенно цинично выглядит умиление собачьей преданностью:

«Нет, пожалуй, ни одного животного, способного в такой степени проявлять свои чувства, как собаки. Радость, печаль, благодарность, угрызения совести отражаются ясно на всём их поведении. В особенности в глазах. Мы, люди, часто носимся с мыслью, что одни мы являемся обладателями того, что называется “живой душой”. Мы говорим, что глаза – зеркало души.

Всё это прекрасно. Но обратите внимание на глаза собаки; изучите их хорошенько. Как часто в их выражении можно увидеть нечто такое, что можно назвать человеческим, те же переживания, что и у человека. Всё это во всяком случае очень похоже на “душу”».

Амундсен не только разделывает, готовит и ест собак, но ещё и сочиняет некоторым из них недурные эпитафии:

«Без понуканий, без кнута тянул он сани с утра до вечера и как упряжное животное был бесценен.

Он выбился из сил, был убит и съеден».

Или:

«Накануне сочельника мы убили Свартфлеккена. Его никто не жалел. Свартфлеккен был одной из собак Хасселя и всегда отличался скверным характером. В своём дневнике я читаю следующие слова, записанные в тот же вечер: “Сегодня вечером убит Свартфлеккен. Он не хотел больше везти, хотя на вид и был неплох. Дурной характер. Будь он человеком, то, начав хорошо, кончил бы в тюрьме”.

Он был довольно жирён и съеден с видимым удовольствием».

Рис. 3–12. Любимые собаки Амундсена – Фикс (слева) и Лассесен.

«Двадцатого декабря мы убили первую собаку по пути домой. Это был Лассе, моя славная собака. Он совсем обессилел и больше никуда не годился. Его разделили на пятнадцать по возможности равных частей и отдали товарищам» [6].

Судьба Фикса оказалась счастливее – он пережил экспедицию Амундсена и был подарен Моусону, начальнику Австралийской антарктической экспедиции (Источник: Библиотека Конгресса США)

Скотт не хуже Амундсена понимал преимущества собачьего транспорта [230], но в то же время ему было хорошо известно, что из длинных походов по льдам собаки обычно живыми не возвращались [270]:

«Глупо было бы отрицать, что они [собаки – прим. авт.] существенно расширили радиус действия; столь же неразумно было бы притворяться, что они добились этого без огромных усилий, страданий и смертей. Вопрос лишь о том, стоит ли достигнутый результат такой цены: логически размышляя, я думаю, что стоит. Однако рассмотрение санного похода в столь низменном практическом контексте лишает это приключение большой части его обаяния»[89].

Скотт имел опыт использования собак в санных походах во время экспедиции на «Дискавери» с Шеклтоном и Уилсоном в 1902–1903 годах, и это произвело на него тяжёлое впечатление. Собаки слабели, их приходилось бить кнутом, заставлять идти. Часть из них погибла, часть пришлось пристрелить, чтобы прокормить остальных. Доходило даже до того, что людям приходилось самим тащить собак на санях. В итоге животные погибли. Такой подход, при котором собаки были лишь расходным материалом, «пешками в игре», не устраивал Скотта, и он решил вернуться к традиционному британскому способу путешествий, разработанному ещё Мак-Клинтоком. Это был его сознательный выбор:

«По-моему, ни одно путешествие, когда-либо совершённое на собачьих упряжках, не может достичь высот идеи, которую воплощает отряд мужчин, отправляющихся навстречу тяготам, опасностям и трудностям, рассчитывая лишь на собственные силы, и ценой дней и недель тяжкого физического труда добивающихся разгадки части тайн великого и неизвестного. Несомненно, что это завоевание более благородно и восхитительно» [270].

Собак в экспедиции Скотт тоже использовал, но лишь на начальном участке пути – на шельфовом леднике Росса (684 км). Оттуда они были отправлены обратно, это позволило сохранить им жизнь. Больше половины пути (201 км вверх по леднику и 563 км по полярному плато) люди тащили груз сами.

Кроме того, вполне в соответствии с британской традицией, Скотт стремился использовать новейшие достижения техники (моторные сани), а также лошадей, неплохо зарекомендовавших себя в экспедиции Шеклтона.

Различные взгляды на использование собак в итоге предопределили успех Амундсена и гибель Скотта: