Черт подери эту антилопу, хотя, от нее, бедолаги, и так мало что осталось.

– Наверх, наверх, чтоб с дороги не углядели! – шептал Горелый.

Они подхватили стонущего Герши и буквально взлетели по склону, выбрав место за большим валуном, спрятавшем их от посторонних глаз.

– Прикройте меня. – Руководил Адам, – Ты свети!

Он сунул Дмитрию фонарь.

Под разрезанной гимнастеркой пульсировала рана, чуть не с кулак размером, совсем не похожая на аккуратное входное отверстие, их– то Дмитрий насмотрелся.

Адам всадил морфий, наложил пакет первой помощи.

– Как его угораздило? – тихо спросил Дмитрий.

Адам пожал плечами, – я ж не врач, на рикошет похоже. Приподнимите его потихоньку.

Линкор и Двир подхватили Герши за плечи. Раненый выпучил глаза и заскрипел зубами.

Адам быстро наложил повязку, Отобрал у Дмитрия фонарь и погасил.

– Как он? – спросил сержант.

– Как его состояние, я спрашиваю!?! – рявкнул не получивший ответа Горелый, ударив Адама кулаком в плечо.

– Я чо, рентген!?! – вызверился на него обычно спокойный и тихий Адам, – Я забинтовал, успеем донести, может и выживет!

– Ссэм-эммек!!! – Горелый в ярости пнул валун ботинком и рявкнул на Двира: – Носилки организуй!

Две винтовки, продетые в гимнастерку и куртку, заменили носилки.

– За мной, – спокойным голосом скомандовал Горелый и начался ад.

Они тащили носилки по каменистым, заросшим густой травой холмам, в темноте, понимая, что жизнь раненого зависит от их проворства и скорости.

Менялись каждые пять минут. Четверо несли носилки, пятый шагал в авангарде, предупреждая о ямах и прочих "радостях".

– Эх, до рассвета бы проскочить, – протянул Двир.

– Далеко нам, Горелый? – прохрипел Дмитрий сержанту.

– От Кабатии, километров десять по прямой.

Где позволял ландшафт бежали, но все больше топали быстрым шагом, стараясь по возможности не трясти самодельные носилки. Герши стонал, когда приходил в сознание, грыз окровавленные губы, просил пить. Адам смачивал ему лицо мокрой тряпкой.

Наконец Горелый скомандовал:

– Привал!

Они рухнули на камни.

Сержант отдышался, взял рацию и полез наверх.

Вернулся он повеселевший.

– На связь вышел, – поделился он, отдуваясь, – нас встретят! Подъем!

Они снова ухватились за самодельные носилки. Начинало светать. Дмитрий чувствовал себя вымотанным до полного безразличия, все силы уходили на то, чтоб не споткнуться и не выпустить из рук скользкий винтовочный ствол. Пот заливал лицо, смывая кусками корку грязи.

Впереди прогремели два выстрела. Они отупело встали, опустив носилки. Винтовка Дмитрия находилась под шепчущим в бреду Герши. Но тут прилетел успокоительный крик Линкора, и они снова взялись за свою ношу.

За изгибом оврага, текла грязно-шерстяная река овечьих спин.

Пастух лежал навзничь, поджав руку с палкой. Кафия его свалилась с головы, обнажив старческую лысину в обрамлении редких седых волос. Из дыры во лбу тянулась струйка крови, а на лице застыло недовольное выражение.

Рядом рычал, вздыбив шерсть, большой бурый пес. Он скалил клыки, но кидаться на незнакомцев не решался.

– Раббак, – сквозь зубы выругался Горелый.

– Прости дед, – прошептал Дмитрий по-русски, поравнявшись с телом, – Не повезло тебе…

Остальные промолчали.

Линкор сделал все верно. Старика жаль, конечно, но урок прошлой войны был усвоен железно. Терять своих ради чужого пастуха… поищите других фраеров…

Линкор вернулся, хмуро впрягся в носилки, сменив Адама. Тот пару раз махнул затекшей рукой и затрусил вперед.

Через положенные пять минут они поменялись с Двиром. Следующим был Дмитрий, но своей очереди он так и не дождался. Раздались приглушенные голоса, и они вылетели прямо на пацанов из второй роты.

Положив носилки, Дмитрий рухнул на траву. Краем глаза он следил, как врач осматривает Герши, чего-то колет ему, ставит капельницу. Как его перекладывают на нормальные носилки.

Он уселся и подтянул за ремень свою винтовку. Что-то неудобно кололо в боковом кармане. Дмитрий сунул руку и извлек ворох бумаг, добытых из портфеля британца. Среди листов исписанных арабскими закорючками и английскими буквами, оказалась сложенная вчетверо карта. Он лениво развернул плотную бумагу, вгляделся.

И тут Дмитрия, аж подкинуло. Перед ним лежала карта 1:100000 южной пограничной зоны Аравы. Глаз моментально выцепил Петру, пунктирную линию, ведущую к ней из Израиля. Дмитрий сложил карту, осторожно убрал в карман и задумался.

Он никогда не был верующим, и не тянулся к религии, сказывалось советское воспитание: опиум для народа и все такое прочее. Хотя иногда, все же подозревал, что кто-то там, на небе периодически вмешивается, подправляя происходящее внизу по своему разумению.

Вот и сейчас, у него возникло стойкое ощущение: карту в портфель англичанину сунул именно этот "кто-то".

Слегка ошарашенный свалившимся на него подарком Дмитрий поднял глаза в мутное рассветное небо и прошептал: – Спасибо… – затем спохватившись, на всякий случай продублировал на иврите: – Тода раба…

Проснулся он сразу, рывком. В груди тревожно ныло. Солнце уже клонилось к рваной кайме гор, значит время – около трех, на глаз определил Дмитрий.

Он осторожно выглянул наружу. Ничего подозрительного. Но где-то в груди надрывался сигнал тревоги.

Двир не спал, невозмутимо наблюдая за товарищем.

Дмитрий вопросительно взглянул на него.

– Пора уходить, – глухим голосом, без тени привычного превосходства или насмешки произнес Двир, – нутром чую, пора.

Он подсел к проему, подобрал бинокль и выглянул. Не обнаружив ничего подозрительного, пожал плечами:

– Ничего…

И вдруг, чертыхнувшись отпрянул к стене:

– Вот же они!

У самого подножья скалы, метрах в ста левее протянулась цепочка солдат. Их было человек десять. Первым шел чумазый и оборванный пацан-бедуин, то и дело нетерпеливо оборачиваясь и что-то говоря шагавшему следом солдату.

Они шли, неторопливо, но заглядывали в каждую попадавшуюся на пути гробницу или пещеру. В их движениях проглядывала четкая слаженность, один проверял, двое прикрывали.