— Ты, Демьян Федотыч, на застежку посмотри, — посоветовал дьяк.

Воевода посмотрел на то место, где должны располагаться пуговицы — и пуговиц не нашел. Вместо них по кромкам тянулись два металлических заборчика, в самом низу сцепляющихся друг с другом посредством железного язычка. Демьян Свиридов за него потянул и аж ахнул, даже недуг на мгновенье отступил.

Со звуком, какой получается, если неспешно рвать лист бумаги, язычок пополз вверх, будто бы склеивая заборчики воедино! Он потянул язычок вниз — и заборчики послушно разошлись. Потянул вверх…

— Говорю же — бесовская одежа, колдовская! — грянул над ним голос отца Герасия, который, оказывается, наблюдал за опытами воеводы через его плечо. — В огонь ее — и весь сказ, пока порча какая не завелась от нее!

Воевода отмахнулся от его преподобия и осторожно положил сермягу к остальным вещам пленника. Действительно, странно. А во рту было сухо, как июльским полднем на кряже. Эх, медку бы сейчас…

— Ну? Откуда, позволь узнать, у Васьки такая одежка? — продолжал пытать Мелеков.

— От дьявола! — споро ответил отец Герасий.

— Да замолчи ты! — Воевода повернулся к дьяку. — Ну и что? У иноземцев, говорят, и не такие диковинки в ходу. Может, Васька ограбил какого-нибудь басурманина или там еврейца и в его рухледь себя обрядил, коли впору пришлась.

Протопопскую[7]мысль о том, что в руки им попался колдун, Демьян Свиридов отстранил — едино только из-за того, чтоб с прохиндеем Герасием в согласии не оказаться.

— Нет, не Васька это, — убежденно замотал плешивой головой дьяк. — А чует мое сердце, что это государев человек — то ли гонец, то ли тайный дознаватель, к нам посланный.

— Почему так думаешь?

— Ты на тело его посмотри. Хоть и богатырское, но чистое, точно у девки, ни шрамика, ни язвочки, ни ранки. У Васьки Уса, думаешь, такое? Я слыхал, он по молодости и кандалы носил, и бит бывал батогами, — да и особенной силой не отличен… А у этого, помимо, зубы белые, ровные один к одному. Как у родовитых бояр, не у безродного казака. И, к слову, цепочка золотая у него на шее, не то, чтоб толстая, но сразу видно — богатая. Васька-то Ус — казак, ему золотье носить не с руки. А вот если решить, что это царев али боярский посланец из Москвы к нам по какой-то государевой надобности к нам пожаловал, то сразу все…

— Брешешь! — неожиданно вспомнил протоиерей. Почувствовал, хитрый поп, что не его выходит. — Есть шрам, я сам видел, и ты видел! Слева под лопаткой, будто тонким прутиком раскаленным вкручено!

— Это где ж так пытают-то — чтоб железной палочкой под лопатку потыкать, а больше ничего? — язвительно прищурился дьяк, но сбить протопопа с панталыку было не просто:

— А если и не пытали, то, стало быть, это Илья-пророк колдуна молниею поразил!

— Ах ты ж песья кровь, а крестик серебряный нательный, крестик-то с какой радости колдун носить будет?! Да ты ж сам его трижды перекрестил, и вербную свечку жег, и железный нож к его сердцу подносил, и иголки в родимчик втыкал, и молитвы читал — что он, в корчах стал биться? Исчез вдруг?

— А борода?

— Что борода?

— Нет у него бороды, волоски одни поганые из щек лезут! А ведь всем известно: колдуна силы волшебной лишить можно, ежели ему бороду срезать! Вот кто-то уже до нас и постарался!

— А я говорю — Васька Ус-колдун это!

— А крестик?

— А родимое пятно?..

Воевода обхватил руками стол с разложенными на нем бесовскими вещицами, приподнял над полом и шваркнул оземь так, что от грохота едва не рухнули стены Разбойного приказа. И только тогда вновь открыл глаза.

Заполошно взметнулись и затрепетали язычки пламени на верхушках свечей. Спорщики разом замолкли. Боль в организме воеводы Демьяна Свиридова испуганно сжалась в комок на темени и тихонько дрожала, как мышь.

— Ишь… чумовые. Самих бы на костелом, чтоб поумнели… Цыц, я сказал! Не посмотрю, Лексей, что ты дьяк Разбойного и дружок мой, размажу по стене, как клопа. И ты, батюшка, тоже охолонись.

Воевода призадумался похмельной головой. Теперь становилось ясно, чего так испугался Мелеков, — настолько, что даже осмелился ругаться со всесильным протоиереем.

Если окажется, что полоненный и впрямь не разбойник, а напротив, царев человек, хоть бы и не из первопрестольной, и по ошибке его пытали с попустительства воеводы, то… Последствия ясны как Божий день. А если выяснится, что он не один в город приехал…

Свиридов озадаченно почесал широкий лоб. Попу-то что, его Патриарший приказ прикроет, а вот воеводе со старостой может несладко прийтись…

— А что сам-то он говорит? — более миролюбиво спросил Демьян.

— Да ничего не говорит. Когда его вязали, по голове ошарашили слегка, так он в себя еще не пришел. Фимка собирался водой окатить, да передумал — побежал за его преподобием… Ну, как нам быть, а друг-воевода Демьян? Как рассудишь?

— Водой — это хорошо… — невпопад ответил воевода и с тоской посмотрел в приоткрытую дверь. Снаружи начинал разгораться закат, где-то вдалеке лаяли, изредка взвывая, собаки. Тянуло вечерней свежестью. Самое время осушить чару меда и положить тело в отдых на полати. — Вот как сделаем. На ночь дознания чинить не след, — наконец нашелся Демьян Свиридов. — До утра погодим, а утром погляжу, что за волка вы в заячий силок поймали.

— Ночь — не Божье время, — хмуро подал голос протопоп, словно бы ни к кому и не обращаясь. — В мгле налетят навьи да волкодлаки, освободят колдуна… А он потом месть замыслит, — добавил Герасий с недобрым значением. Вроде как намекал.

— Ну, ты придумай что-нибудь, — откликнулся Демьян, подобревший от собственной находчивости — пусть пока идет как идет, а там посмотрим. — Ухват вверх рожками поставь у двери, что ли, святой водой полей, молебен отслужи…

— Ухват вверх рожками — это суеверия мужицкие, тем колдуна в доме не запереть, — продолжал гундосить протоиерей, когда все трое уже вышли на воздух. Стрелец на страже, задремавший было на корточках в отдалении, споро вскочил на ноги. От стены избы Разбойного приказа отделились две крупные тени, холопы воеводы, которым надлежало оберегать хозяина по пути к дому. — Надо серебряными гвоздями его к рябиновой доске…

— Да чего уж, — махнул рукой воевода. В колдовство он не верил. — Сам же говорил — без бороды в нем никакой силы. А ты вот что, — он повернулся к дьяку, — ты этого Ваську-колдуна вели от костелома отвязать — пусть покамест в холодной отдохнет… — Косой взгляд на протоиерея. — И стражу усиль, мало ли…

Демьян кивнул своим благоприятелям и, загребая носками сапожек дорожную пыль, в сопутствии двух плечистых фигур двинулся к дому. Выпить чарочку меда.

Никто из всей троицы, даже протоиерей отец Герасий, не подозревал, что именно похмелье Демьяна Федотовича Свиридова, воеводы Яик-города, стало причиной того, что загадка так вовек и окажется неразгаданной.