Мастер Лампрехт схватился за сердце, и я поддержала хозяина под локоть, помогая сесть на скамейку, попутно смахнув с нее рукавички. Клерхен подобрала их и швырнула на стол, рядом с материными.

— Позвольте посмотреть долговые документы, — сказала я сердито. — В нашей забегаловке не привыкли верить на слово.

— Я знала, что вы проявите рассудительность, барышня Цауберин, — губы баронессы на секунду растянулись в холодной улыбке. — Ознакомьтесь, — она бросила бумаги на стол, к рукавицам. — Я сделала копии специально для вас. Оригиналы хранятся в королевском банке.

Развязав красный шнур, я разложила на столе листочки, исписанные мелким, бисерным почерком. На каждом стояли суммы в цифрах и прописью, красовалась печать артели каменщиков или маляров, и витиеватыми буквами было выписано — «ВD», а сверху красовалась печать с гербовым изображением баронской короны.

Мастер Лампрехт вскочил со скамейки и присоединился ко мне, изучая долговые расписки.

— Бесплатная пастила вязнет на зубах, — пробормотала я известную пословицу, а хозяин выглядел совсем разбитым.

— Если вы готовы сразу заплатить по долгам, — сказала баронесса с преувеличенной вежливостью, — я тут же заберу свои деньги и удалюсь, как вы того требовали.

— Вы прекрасно знаете, что такую сумму никто не держит дома, под подушкой, — ответила я. — Мы и правда думали, что это — безвозмездная помощь ее высочества.

— Вы ошиблись.

— Теперь мы это видим, — я старалась сохранить хотя бы внешнее спокойствие, но злилась все больше. И больше всех — на хозяина, который с радостью принял чью-то там денежную помощь, не разузнав — а не придется ли отдавать. — Но в любом случае, мастер Лампрехт выплатит долг. В ближайшее время. Если мы получим заказ на королевскую свадьбу, то расплатимся с вами сразу же. Подождите пару недель…

— Но я не намерена ждать, — баронесса склонила голову к плечу. — Потрудитесь оставить нас с барышней Цауберин, уважаемый. Эта лавка — моя, и я решаю, кого хочу в ней видеть.

— Я должен вам деньги, — ощетинился мастер, — но это не значит, что лавка принадлежит вам. Завтра же я обращусь в мэрию…

— Мамочка, он надоел, — Клерхен зевнула, прикрыв розовый ротик ладошкой. — Вы же не хотите спорить с ним до утра?

— Ты права моя радость, — согласилась ее мать, — с ним мы только теряем время.

Она вдруг хлопнула в ладоши, притопнула каблучком сапога и воскликнула, ткнув в мастера Лампрехта указательным пальцем:

— Нусис корилус!

Больше всего это походило на новогоднее представление для детей, когда на сцену выходила ведьма, которую — разумеется! — никто не боялся. Такое поведение было странным для уважаемой госпожи баронессы, но тут произошло нечто еще более странное и страшное…

Мастер Лампрехт вдруг потемнел и сжался, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, и вместо румяного толстяка на пол упал… орех лещины.

Баронесса проворно наклонилась, подобрала орех и положила его в свой поясной кошелек, застегнув пуговку.

— Ну вот, теперь нам никто не помешает, — сказала она, а Клерхен расхохоталась.

— Только не перестарайтесь, мамочка, — она взяла баронессу под руку и положила голову ей на плечо, глядя на меня сияющими голубыми глазами. — Мне совсем не хочется, чтобы вы снова заболели.

— Снова?.. — пробормотала я, пытаясь собрать в кучку разлетающиеся мысли.

— Это тяжело — колдовать. Отнимает много сил, — доверительно сообщила мне Клерхен. — В прошлый раз мамочка лежала три дня.

— Просто заклинание было слишком сильное, — оборвала ее баронесса. — А превратить пару человек в орехи — это проще простого.

— Вы хотите и меня превратить?.. — я попятилась, невольно посмотрев на поясной кошель, который стал тюрьмой для бедного мастера Лампрехта.

— Проще было бы избавиться от тебя, — Клерхен откровенно забавлялась, наблюдая мой страх. — Но сейчас наши планы немного изменились. Ты нужна нам живая.

Сломанная лестница… упавший оконный штырь… пожар в лавке, начавшийся непонятно почему…

— Да вы ведьмы! — запоздало ахнула я.

Диблюмены переглянулись и посмотрели на меня с одинаковым раздражением.

— Это ты — ведьма, — сказала баронесса, как выплюнула. — Такая же, как твоя развратная мать!

Как бы ни было страшно, я не могла не вступиться за честь мамы.

— Вы не смеете оскорблять ее, — сказала я твердо. — Имейте совесть хотя бы не говорить плохо о тех, кто умер и не может призвать к ответу за клевету.

— Клевету? — баронесса вскинула брови. — Деточка, клеветы здесь столько же, сколько у тебя белокурых прядей. Если бы твоя мать не сдохла в Брохле, я бы сама отправила ее на тот свет, — она произнесла это с такой ненавистью, словно моя мама когда-то украла у нее самую великую драгоценность мира.

— Она не знает, — Клерхен хихикнула. — Твоя мамочка не рассказывала, почему вы бегали из города в город и прятались в вонючих болотах?

Я промолчала, потому что ответить мне было нечего. Я и в самом деле не знала, почему мы с мамой переезжали так часто и поспешно.

— Твоя ничтожная мать работала служанкой в моем доме, — баронесса Диблюмен решила разом покончить со всеми тайнами, — и обокрала меня. А потом сбежала, боясь моего гнева. Справедливо боялась, надо сказать.

— Это неправда, — возразила я. — Моя мама не могла…

— Что ты знаешь о своей матери? — насмешливо спросила Клерхен. — Ты даже не знаешь, кто твой отец.

Это был новый удар, и на него я тоже не смогла ответить.

— Мой отец был ткачом, — пробормотала я.

— Конечно, — сухо поддакнула баронесса. — Ткал гобелены в столице. Только что-то я не припомню ткача по фамилии Беккер. И готова поклясться, что ни в одной церкви ты не найдешь записи о том, как девица Эльза выходила замуж за какого-нибудь Беккера. Пусть даже за нищего бродягу, а не за ткача. А вот в приходской книге собора святой Доды есть запись о рождении Эльзы Беккер. Запись сделана сорок шесть лет назад, а ровно двадцать семь лет назад в церковной книге храма в Заалфельде сделана запись о рождении некой Мейер Регины Доды Беккер, где матерью вписана Эльза Беккер, а отец не указан. Странные совпадения, не так ли?

— Чего только не бывает на свете, — ухитрилась произнести я, хотя пол закачался под моими ногами безо всякого колдовства.

То, что баронесса говорила, очень походило на правду. Я и в самом деле родилась в Заалфельде, а моя мама особо почитала святую Доду. В этом году маме исполнилось бы ровно сорок шесть лет. Но то, что она могла была воровкой?.. Нет. Нет и еще раз — нет.

— Понимаю, трудно поверить в непорядочность тех, кого любишь, — баронесса кивнула дочери, и та подтащила ей табуретку, предварительно обмахнув муфтой сиденье, хотя мебель в лавке была новой и чистой. Баронесса уселась, расправив складки платья, и продолжала: — Я тоже пережила подобное, и тоже долго отказывалась в это верить. Но я говорю правду. Я сразу узнала тебя. Ты очень похожа на мать — одно лицо. Сначала мне показалось, что это Эльза снова появилась живой среди нас.