Кейт положила нож на место в упаковку с салфетками, приклеила целлофановый клапан и бросила его в ящик прикроватной тумбочки. Широко зевнув и потянувшись, она взяла пакет с туалетными принадлежностями.

В коридоре навстречу ей попалась офицер Кемвелл. Несмотря на приятную внешность, она внушала колонисткам необъяснимый страх. Она редко улыбалась и, казалось, за всю свою жизнь не сделала ни одного неверного движения. Она выглядела элегантно и безупречно даже в форменных синей юбке и белой блузе с погонами, ее стройные бедра опоясывала длинная цепочка с ключами, закрепленная на ремне. Среди прочих весьма сдержанных золотых украшений она носила обручальное кольцо. Белокурые волосы, остриженные под каре до уровня волевого подбородка, красиво накрашенные серые глаза.

— В ванную? — спросила она.

После использования девочкам полагалось мыть за собой ванну. Кейт делала это и до, и после. Ванные комнаты были оборудованы в спартанском духе — линолеум на полу, колченогий деревянный стул для одежды, две душевые кабины, облицованные кафелем, с кипятком из горячего крана. Отдельные, и то ладно.

— Привет, подруга, — крикнула Рут, входя в соседнюю ванную.

— Кто там? — Кейт ополоснула ванну, вставила пробку и пустила воду.

Рут, приводя ванную в порядок, крикнула в открытую дверь:

— Представляешь, в Ризли общие ванные, я не рассказывала тебе? Краны расположены на обратной стороне стены, надзирательницы сами набирают воду, хотя не знаю, какой в этом смысл, в ваннах нет пробок.

— Как же вы мылись?

— Затыкали слив туалетной бумагой. Через две минуты она разбухала. Вода стекала, а на теле оседали маленькие бумажные комочки. В Парклчерч не ванны, а тазики — вся вода на полу. Вода — ледяная, но приходится мыться. Брр. — Она поежилась и закрыла дверь. Затем приоткрыла и просунула наружу руку. — Будь другом, дай мне вон ту штуковину с клубничным запахом.

Кейт протянула бутылку «Боди Шоп».

— Как же я могу отказать человеку, принявшему такие муки?

Рут прыснула. Какая же все-таки смешная эта заботливая и беспокойная Рут в очках в роговой оправе и длинных деревенских полотняных юбках, отбывающая шестилетний срок, подумала Кейт. Вместе с компанией друзей она вломилась в Медицинский центр исследований, где проводили опыты над животными. Никто из персонала не пострадал, но урон, нанесенный лабораторному оборудованию, в глазах судьи перевесил страдания подопытных животных.

Кейт обматывала длинные волосы полотенцем, когда услышала отдаленный собачий лай. Она торопливо оделась и поспешила обратно в камеру. Проклятые ротвейлеры. Их опять привезли из Пентонвилля — очередной шмон.

Холлоуэй кишмя кишел наркотиками: проблема была не в том, где их достать, а в том, как не подсесть. Наркота приходила, большей частью, малыми партиями по случайным каналам, но имелась и пара крупных «акул» бизнеса. Одну из них Кейт знала в лицо — тихая тридцатилетняя чернокожая женщина, всегда одетая как секретарша. Дозы проносили при свиданиях, на детях. Часто в подгузниках. Посетители, которые считали, что обыскивать их не будут, засовывали пакетики с порошком под нижнее белье.

Все без исключения знали, что весь этот громкий шухер устроен скорее для проформы. Как только псы начали тявкать, весь порошок был либо спущен в унитаз, либо выброшен в окно. Администрация тюрьмы была бессильна решить эту проблему. Единственное, что ей удавалось, — это не дать ситуации выйти из-под контроля. Однако проверка преследовала и другую цель. Как и многое другое в колонии, она была направлена на то, чтобы напомнить заключенным о том, что в тюрьме нет места частной жизни.

Кейт накормила птиц, закрыла клетку и засела за свою курсовую по Джеймсу — Лангу,[6]когда в дверь постучали. Камеры самых неблагонадежных были, похоже, уже обысканы, остальное делалось так, для виду. Кинолог, бледный тщедушный человечек в кожаных перчатках, оглядывался по сторонам, стоя на пороге камеры. Здоровенный пес вальяжно прошел в камеру и поднял голову. Кейт, не сводя с него глаз, тихо сказала:

— Учуял птиц.

— Давай-ка посмотрим, чем ты их кормишь.

Кинолог заглянул внутрь клетки. Кейт тем временем достала из шкафа пакет с семечками, протянула его собаке, та понюхала и со скучающим видом отвернула морду.

— Это что — корм?

— Да.

— Сними с головы полотенце.

Кейт отдала ему полотенце.

— Потряси головой. Как следует.

Кейт повиновалась.

— Ладно, хватит.

До восьми часов она писала курсовую работу, ровно в восемь дежурная по этажу объявила отбой: «По комнатам, девочки».

Этажные двери закрывались на всю ночь, до утра. Приказы здесь отдавались в вежливой форме. Дело в том, что А4 был не совсем обычным отрядом. Все до единой составляющие его арестантки добровольно подписали обязательство о примерном поведении и неукоснительном соблюдении установленных правил. Подпись давала право на ношение красной нарукавной повязки, которая позволяла колонисткам свободно передвигаться по территории, в то время как остальным приходилось ждать, пока для них откроют двери. Но вместе с тем эта относительная свобода налагала на них повышенную ответственность: если по какой-то причине у заключенной отбирали повязку, она навсегда лишалась права снова попасть в привилегированный отряд.

Из коридора послышались хлопанье дверей, скрежет замков и звяканье ключей. Офицер Кемвелл, к удивлению Кейт, прошла мимо ее двери, не закрыв ее. Пару минут спустя она вернулась и открыла дверное окошко.

— На два слова. — Она вошла в камеру. — Надо же, какое везение, — начала она издалека.

С шариковой ручкой в руке, ничего не понимающая Кейт оторвалась от работы и посмотрела ка нее. Кемвелл захлопнула за собой дверь и оперлась на нее спиной.

— Подумать только, так ведь никто и не нашел.

— Не нашел — что?

Надзирательница подняла вверх идеально ровные дуги бровей.

— Такой маленький карманный ножичек, что же еще? Тот, что хранится у тебя в пакете с салфетками. — Надзирательница заложила руки за спину. — Ножик-то детский какой-то. Он у тебя, наверное, давно. — Она подняла руку и осмотрела свои ногти. — Видимо, эта вещица очень дорога тебе.

У Кейт от удивления вытянулось лицо.

— Откуда вы знаете? — осторожно спросила она. Кейт ничего не удавалось прочитать в ее взгляде. Тон надзирательницы мог показаться игривым, но вряд ли она шутила.