— Товарищ подполковник, к сожалению, регламентом предусмотрено не более 10 вопросов выступающему. Вы задаёте уже одиннадцатый, — прервал Нестеров Брускова, когда тот перешёл на расспросы о характеристиках нашей ПВО.

— Какой ещё регламент? Вы о чём, товарищ преподаватель? — возмутился Брусков.

— Регламент, подписанный в управлении военного образования. Ни вы, ни я, ни председатель комиссии… — при этих словах Николаевича у Крутова радиус глаз увеличился в несколько раз. — Не удивляйтесь, Николай Евгеньевич, — улыбнулся Нестеров.

— Да я машинально, — махнул рукой генерал. — Продолжайте.

— Так вот, вносить изменения в регламент мы не можем. Иначе, это нарушение правил и прав курсанта.

— Правила созданы не для них и вас, а для членов комиссии. Отступление от прав вписывается в рамки работы.

— Товарищ подполковник! — слегка повысил голос Крутов, вставая со своего места. — Мне всё ясно. — сказал Крутов, поворачиваясь к замполиту.

Брусков сразу же замолчал и спокойно сел на своё место. Вид у него был крайне недовольный.

— Родин, вы свободны. Оценка «отлично».

Что происходило дальше, мне уже было неинтересно. Конечно, если такой злобный замполит останется на месте зама в училище, горя с ним ребята хлебнут не мало. Для меня, он теперь перевёрнутая страница. И пусть у него всё будет хорошо… на другом месте службы!

В казарме в этот день стоял отчётливый запах шампанского. Сегодня порядка 20 человек завершили свой путь к офицерским звёздам и могли спокойно предаваться отдыху. Даже старшина Мозгин был сегодня мягок с курсантами, глотнувшими пару бокалов шампанского на стадионе.

— Форма только вся липкая. В увольнение как теперь идти? — задавался вопросом Тёмыч, который облился шампусиком, когда глотал быстрее всех, а теперь недоволен.

— Тёмыч, ну возьми у кого-нибудь. Утром принесёшь, — сказал ему Костян.

— Да у кого? У всех пахнет так, будто парфюм у каждого на шампанском настоян.

— Чего ты ноешь? Возьми мою, — сказал я, протягивая ему свою рубашку. — Только приди пораньше завтра, а не как обычно после завтрака.

— Серёга, ты ж меня знаешь! Как будто я когда-нибудь тебя подводил! — воскликнул Тёмыч, радостно принимая от меня форму.

— Вот то-то и оно, что я тебя знаю.

И как в воду глядел! Утром ни формы, ни Артёма, а ротный со взводным уже смотрят на меня косо, когда я хожу за пять минут до построения в трусах.

— Родин, мой юный друг, — подозвал меня Голубев. — Надеюсь, ты не думаешь, что уже время забить на всё? — произнёс он, увидев меня в армейском нижнем белье.

Как назло, пару дней назад старшина роты Мозгин собрал у нас повседневную форму, оставив нам только рабочую. Ну не одевать же мне застиранную, зашитую-перешитую форму. У партизанов была лучше!

— Товарищ майор, не поверите…

— Попробую, Родин, поверить.

— Она в шампанском. Отстирать её не рентабельно, — сказал я, показывая на перекинутую через душку кровати парадку.

— Слова какие ты знаешь — «рентабельно!» — передразнил меня Голубев. — В гражданку и на склад. Форму получать офицерскую. Считай, что из-за твоего пролетарского происхождения, будешь первым, кто получит форму.

Это тоже особый момент. Ты приходишь на склад уже в ином качестве. И выдавать тебе будут не курсантскую х/б, а настоящую офицерскую форму. Раньше меня учили, что получать её лучше всего в училище, поскольку в части есть свои особенности. Как минимум следующие — времени нет, чтобы на склад прийти, формы нужных размеров не нашлось, инвентаризацию объявили в неподходящий момент и так далее. Всё как обычно.

— 48 и 4. Можно 48 и 5, а то после стирки сядет, — сказал я прапорщику, выдававшему на складе мне форму.

— Это ты в универмаге будешь рассказывать, а здесь тебе склад. Что дам, то и будешь носить, — сказал курносый правнук интендантов, выкладывая передо мной стопку синей формы. Размерность у неё на гнома, участвующего в смешанных единоборствах в тяжёлой весовой категории.

— Размер 46 и 6. Чем могу, товарищ выпускник, — сказал хитрый прапорщик, подсовывая мне ведомость для росписи. — Здесь и здесь. Давай быстрее, а то мне ещё многих одевать.

Так, это уже слишком! Надо что-то делать. Я повернулся к толпящимся за моей спиной парням и рассказал о беспределе.

Один из ребят так вообще пожаловался, что ему выдали вместо чёрной морской формы обычную синюю. Мол, у тебя в ведомости не написано.

— А ты подписался, что получил? — спросил я.

— Да по глупости. Теперь вот пришёл к нему с пузырьком «Арарата». Может, поменяет, — ответил тот, с трудом удерживая в руках парашютную сумку с формой для замены.

Сомневаюсь, что это хмырь сегодня только меня и этого парня будет разводить по факту отсутствия формы.

— Родя, предлагаю тихо и мирно решить этот вопрос за закрытой дверью, — сказал Червень, хлопнув в ладоши.

Похоже, что в армии все решается с определённого вида толкача. Придётся согласиться и принять вариант Червеня. Только вот насчёт «мирно» он ошибся.

Дверь склада резко закрылась на засов. Я, двое ребят с другой роты и Червень, обступили со всех сторон курносого. Андрюха резким движением притянул его к себе и схватил за носопырку, так что прапорщик завыл как кот мартовским вечером.

— Предлагаю вам поискать на ваших полках нужные нам размеры. Иначе, разговаривать мы будем в другом кабинете, — пригрозил я ему. — Нас уже не отчислят.

— Да я вас сгною! Вай! — взвизгнул начальник склада, поскольку один из парней принялся выкручивать ему пальцы. — Давайте… поговорим…

— Чего разговаривать? Форма нужных размеров где? — повысил голос Червень.

За массивной дверью складского помещения послышались голоса приветствия наших товарищей.

— Здравия желаем, товарищ подполковник!

— А чего ждёте? Ефремка, открывай быстро! — кричал кто-то не свой на улице.

— Вот я сейчас всё и доложу про вас. В части отправлю в трусах и тулупе. А ты морячок, оденешь из-за своих дружков, курсантскую форму. Не будет для тебя замены! — злобно ухмылялся прапорщик.

Дверь склада скрипнула, и перед нами показалась физиономия начальника вещевой службы подполковника Буряка. Ранее мы пересекались с ним на рытье траншеи между деревнями, когда у нас один товарищ был настолько весёлым, что его еле-еле погрузили в кузов грузовика. Сейчас Буряк ушёл в управление тыла училища.

— Так, чего