Когда они выехали на аллею Мэриленд и направились к югу, Хиггинс сказал:

— Слыхал, ты в аэропорту кучу подвигов совершил. Вот уж не знал, что ты у нас мастер восточных единоборств. А в соревнованиях участвовал?

— Я пять лет подряд был чемпионом штата Нью-Джерси по дзюдо.

— Вот это да! Все еще тренируешься?

— Неподалеку от моего дома есть доджо. Иногда, когда у меня особенно дурное настроение, хожу туда покидать ребятишек.

— Отличный способ поднять настроение.

Некоторое время они ехали молча. Валентайн автоматически дотронулся до заднего кармана, где когда-то лежал бумажник. Он каждый день раскрывал его посмотреть на фотографию. Но, может, время начать новый этап в жизни — что бы это по сути ни значило — и вправду настало?

— А что ты воскресным утром делал в суде? — спросил он наконец.

— Тебя искал, — коротко ответил Хиггинс.

Валентайн посмотрел на друга. Лонго не побеспокоился известить Билла о том, что собирается прихватить Нолу, — наивный поступок, поскольку Билл, естественно, вскорости об этом узнал. Но это никоим образом не объясняло, как Биллу стало известно, где он, Валентайн, должен в это время находиться.

— А кто сказал тебе, где меня искать? — спросил Валентайн.

— Птичка на хвосте принесла… Да не злись ты так.

— А я вовсе не злюсь, мне просто интересно.

— У меня есть осведомитель.

— И ты хочешь, чтобы я вычислил, кто это.

— Валяй.

— Сколько?

— Что — сколько?

— Сколько ты ставишь на то, что я не смогу вычислить.

— Десятку, — подумав, сказал Хиггинс.

— Пятьдесят, — предложил Валентайн.

— Пятьдесят? Ну, это солидная ставка.

— Не забывай: на кону моя репутация.

— И со скольких раз?

— С одного.

— Идет.

— Роксана, — сказал Валентайн.

Хиггинс припарковал машину и полез за кошельком. Вытащил одну из новехоньких пятидесятидолларовых банкнот — они выглядели, как игрушечные денежки из «Монополии», — и протянул Валентайну. Валентайн спрятал выигрыш в карман, в тот самый, пресловутый задний.

— Напомни, если я еще хоть раз соберусь играть с тобой в азартные игры, — попросил Хиггинс.

Они ехали через трущобный квартал на северной оконечности Стрипа, и Валентайн подумал, что давно не видел таких унылых мест — в особенности воскресным утром. По замусоренным улицам, с трудом передвигая ноги, тащились редкие прохожие — все они походили на живых мертвецов.

— Почему Роксана? — спросил Валентайн.

— Она толковая и надежная. И ее отец был полицейским.

— Да, она говорила.

— Роксана позвонила мне вчера вечером — после того как пришел факс от твоего сына. Поначалу я не мог поверить, что это Сонни Фонтана. Но чем больше думал, тем больше видел в этом смысла. В историю о его смерти на озере Тахо я никогда особенно не верил. Во-первых, вскрытие не проводилось. Так что я решил провести собственное расследование. У меня есть номер социальной карты Сонни, так что я зашел на сайт социальной службы — у них есть список всех почивших граждан Америки. И тут возникло во-вторых: Сонни Фонтана в этом списке не значится. Следовательно, его социальная карта по-прежнему в ходу. Я связался с внутренней налоговой службой, и — на тебе! По их записям, последний зарегистрированный адрес обладателя этого номера — здесь, в Вегасе. Информация трехмесячной давности. Значит, все это время он находился здесь.

— И занимался тем, что изучал «Акрополь», — сказал Валентайн.

— Вот и я так думаю.

— Но зачем же он пользовался своей старой социальной картой?

— Очередная из его шуточек.

Они свернули на бульвар. Издали «Акрополь» казался карликом, затесавшимся в компанию великанов. Может, Сонни, как среди ублюдков и принято, решил напасть на слабейшего?

— И еще одна неприятная новость, — сказал Хиггинс, когда они остановились на светофоре. — Кто-то тебя заказал.

Валентайн удивленно воззрился на Хиггинса.

— Но никто за дело не взялся, — продолжал Хиггинс. — Здесь не принято отстреливать туристов. К тому же я пустил слух, что ты бывший полицейский и тот, кто попытается тебя тронуть, будет иметь дело со мной.

— Спасибо, Билл.

— Вот я и интересуюсь: есть ли в городе человек, который ненавидит тебя до такой степени, или это Сонни Фонтана постарался?

— Сонни, — ответил Валентайн уверенно.

— У вас что, личные счеты?

— Есть маленько.

— Может, просветишь?

— Это было еще в восемьдесят четвертом. Шайка, которой руководил Сонни, обчистила казино «Ризортс Интернэшнл» в Атлантик-Сити. Один дежурный детектив оказался достаточно сообразительным и вычислил их. Парней Сонни выкинули из казино, и Сонни с подельщиками забили детектива до смерти. А я оказался там слишком поздно.

— Этот детектив был твоим другом? — спросил Хиггинс.

— Моим зятем, — ответил Валентайн.

Светофор переключился, Хиггинс проехал еще сотню ярдов и снова вынужден был остановиться перед следующим светофором. Хиггинс констатировал:

— Тогда это действительно личные счеты.

— Вот именно.

— Не возражаешь, если я спрошу, что ты собираешься сделать, если поймаешь Фонтану?

— Это от обстоятельств зависит.

— Каких?

— Где и каким образом поймаю.

— То есть ты хочешь сказать, что прикончишь его.

— И такое возможно.

Свет сменился на зеленый, но Хиггинс не спешил нажимать на газ. Повернувшись к Валентайну и глядя ему прямо в глаза, он сказал:

— Только тронь его, Тони, и я вынужден буду тебя арестовать.

— Конечно, Билл.

Увечья Нолы Бриггс оказались отнюдь не такими серьезными, как обрисовал их адвокат: ребра вовсе не сломаны, имелось лишь несколько ссадин, что касается кисти руки, то и здесь дело ограничилось растяжением. Нолу снова заключили под стражу в городскую тюрьму, где ее и навестил Андерман.

От клиентки его отделял толстый плексиглас. Было очевидно, что она в ярости, но оставалось непонятным, как такой хрупкой и беззащитной на вид женщине удалось покалечить четверых полицейских, притом вполне боеспособных. Да, он явно ее недооценил, и это стало первой из его ошибок.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — Андерман решил действовать напрямую. — Полиция собирается повторить тест на детекторе лжи.

— А они имеют право меня заставить?

— Нет. Но если вы не согласитесь, судья Берки оставит вас в заключении.

— Но о чем они собираются еще меня спрашивать? Я ведь уже все рассказала. — Нола поглаживала свою перебинтованную руку. — Сколько же раз я могу говорить, что ничего такого не делала?

— Нола, послушайте…

— Нет, это вы меня послушайте! — Взгляд ее был таким свирепым, что, казалось, мог прожечь перегородку. — Я ничего не делала, и они об этом прекрасно знают.

Андерман молчал, наблюдая, как дюжая надзирательница вводит в соседнюю кабинку еще одну заключенную. Когда надзирательница вышла, Андерман почти вплотную прижался к вделанной