— Ладно, не будем судить со стороны, мы в ее разработке не участвовали, но сейчас-то, сейчас…

— А что сейчас? Я предлагаю варианты взаимодействия с преступниками, а ты вправе отказаться или согласиться на тот или иной. Диска у тебя нет, вечно ты контролировать ситуацию не сможешь, и в конце концов она выйдет из-под контроля и они убьют кого-то… Потом диалог будет очень трудным, потом их надо будет только мочить. — Давыдов напирал на Бугрова и склонял его к силовому разрешению конфликта.

Но капитан медлил, думал, где может быть диск, думал, какой еще возможен вариант выхода из этой ситуации, но никак придумать не мог.

— Диска нет, и они нам выбора не оставили — надо взять липовый диск и идти на встречу с ним. Во время передачи захватить всех или хотя бы одного из преступников и выяснить, где твои родные. Как это делается, сам знаешь. — Давыдов гнул свое.

— Знаю, прикладом по почкам, и все расскажет, — зло выпалил капитан. — Если ему известно, где они. А если нет? Если за диском пришлют пацана с улицы и он ни ухом ни рылом не ведает, что да как? Что он нам расскажет, хоть бей его, хоть на куски рви!

Полковник охладил свой боевой пыл и замолчал, но злой, уставший от погонь, перестрелок, бессонной ночи и колоссального нервного напряжения Бугров только начал заводиться.

— Хотя есть другой способ решения этой ситуации, — агрессивно произнес он. — Ральф собирал компромат на Тарасова, значит, Тарасов имеет непосредственное отношение к похищению — он его заказал, а может быть, и сам звонил, только голос изменил, чтобы не узнали и в суде запись не использовали. Так вот, надо позвонить ему и пригрозить, что если с моими близкими что-то случится, ему живым из этой истории не выбраться…

Полковник и старший лейтенант аж рты открыли от удивления.

— Тогда преступником станешь ты, — парировал Давыдов, — тогда тебя надо будет судить, а потом в тюрьму сажать.

— А мне теперь плевать. — Николай вскочил и как взбешенный зверь пошел по комнате. — Если с головы Люси и Павлика упадет хоть волос, я с этим Тарасовым собственноручно разделаюсь, и никто меня не остановит. Мне ордер у прокурора на его задержание не нужен. Я с этим Тарасовым переговорю с глазу на глаз, и он мне быстренько выложит имена, фамилии и адреса всех отморозков, что мою жену и сына взаперти держат. А если с ними что-то, не дай бог, случится, то я ему в два счета кишки выпущу, и мне даже приговор суда не потребуется.

— Коля, я понимаю твое состояние, — рассудительно начал Давыдов, — ты устал, взволнован, беспокоишься за жизнь родных, но нельзя опускаться до методов этих самых преступников. Иначе какие же мы служители закона, какие мы контрразведчики, раз сами будем хватать, пытать и убивать? Тогда мы тоже станем преступниками, и общество, весь народ, перестанет нам верить, перестанет верить в справедливость закона. Закона и еще раз закона, Коля.

— Этот ваш закон защитил меня от захвата жены и сына? — парировал Бугров. — Нет, и от смерти их не защитит, а захват в заложники кого-то из семьи Тарасова или его самого — да. Как миленькие вернут Люсю и Павлика и даже о диске не вспомнят.

— Ну, ты уже совсем хватил лишнего, — развел руками шеф и посмотрел на Толмачева, ища у него поддержки. А тот сидел, в рот воды набрав, и сочувствовал другу. Он не разделял его точку зрения по поводу захвата семьи Тарасова, но и в бредни шефа насчет закона не верил. Где она справедливость, когда российские законы попирают на каждом шагу, попирают прежде всего сами законотворцы, сильные мира сего и все им сходит с рук?

— Коля предлагает крайний вариант, и его, в принципе, можно применить, если, конечно, других вариантов не будет, — желая примирить враждующие стороны, медленно произнес Толмачев.

— Какие варианты? Их уже нет! — взвился капитан. — Мне дали час на поиск диска, но где я его возьму, рожу, что ли? Мне его Ральф не давал, и точка! А эти требуют и грозятся перейти к действиям — убьют жену или ребенка или ухо отрежут и пришлют. Что мне делать-то?

— Я предлагаю использовать группу захвата и арестовать преступников, — начал ту же песню Давыдов. — Это способ рискованный, но законный. Ты же предлагаешь беспредел, беззаконие, предлагаешь выйти за грань дозволенного, молотить всех направо и налево, а так нельзя.

— Значит, им можно, а мне нельзя! Они уже вышли за эту грань! Я свою семью спасаю и еще раз вам говорю — если с моими что-то случится, я пойду на крайние меры. У меня просто другого выхода нет.

— Ну, что с тобой делать, капитан Бугров, ты сам в ответе за свои поступки, — насупился полковник и замолчал.

— Я свое слово сказал, — сурово произнес Николай. — Эта преступная мразь раздухарилась, зарвалась — дальше некуда. Кто-то же должен положить конец этому беспределу? В кафе «Хмель» погибли люди, мирные, законопослушные российские граждане. Они к этим разборкам никакого отношения не имели, но пули киллеров нашли их. Когда этому придет конец? Кто будет защищать закон и встанет на пути оголтелой преступной мрази? — Николай заводился все сильнее. — Мои дети, ваши, его, — он кивнул на Толмачева, — гуляют во дворах, на детских площадках и запросто могут пасть от пуль или бомб преступников. Такое постоянно случается в Москве и других городах. Когда прекратится этот ад? — Давыдов и Толмачев молчали и слушали пламенную речь капитана, но возразить ему не могли. — Беспредел никогда не прекратится, если его не прекратить, — в довершение произнес Бугров, сел на стул, выдохнул и замолк.

Наступило томительное ожидание, и казалось, что продлится оно вечность. За это время все немного успокоились, остыли от бурных дебатов и пришли в себя. Все понимали, что, кроме предложенного грубого варианта Николая, остается только один — ввести в действие спецназ и захватить преступников. В случае успеха операции никто из заложников не пострадает, хотя риск для них будет огромен.

— Ну что, вызываем группу захвата? — наконец спросил Давыдов.

— Я против, — сказал капитан и вынул рацию. Связался с дочерью и узнал, что у нее все нормально, она поела и сейчас смотрит телевизор.

— Ну, будь здорова, — попрощался отец и выключил связь.

— Как она? — спросил полковник.

— Пока ничего, но если с Люсей или Пашкой что-то случится, как я ей скажу… — Бугров тяжело вздохнул, подпер голову руками, закрыл глаза и погрузился в размышления.

Нет, он не думал о диске, о Ральфе или Тарасове, он мыслями был со своей женой и ребенком, думал о них и переживал. Пытался представить, как сейчас им одним страшно и тяжело в обществе чужих опасных людей. Как они надеются, что он — их опора и защита — вызволит их из плена, спасет от нависшей гибели…

Бездействие и ожидание звонка были томительными и мучительными, и двенадцать минут показались Николаю вечностью. Наконец раздался мелодичный сигнал сотового, и он взял трубку:

— Да, — ответил капитан.

— Это Бугров? — послышался электронный голос преступника.

— Да.