- Букин тут ни при чем, - Ева опустила глаза, наклонилась к его уху. - Это все Молох! Его позвали, он откликнулся. А Букин не так глуп! Сумел найти ту струнку в душе человека, которая постоянно натянута, - жизненный успех. Карфагену грех было обижаться на своего покровителя - золото текло в город столь же полноводной рекой, что и кровь на алтари. На плантациях трудились рабы, таможни не дремали, флот господствовал в Средиземноморье, отовсюду торговые караваны и суда свозили слоновую кость, мрамор, драгоценности, посуду, ткани, оружие, благовония. Изысканная культура, утонченное искусство, роскошь и нега, как ни странно, уживались бок о бок с патологической жестокостью.

- Карфаген пал, и хватит об этом! Там не найти ответов на интересующие нас вопросы. Кто, например, снимал помещение на «Щелковской»? Какое отношение имеет тепличное хозяйство к смерти Вероники? Что произошло с Мариной? Почему она разгуливает по коридорам общежития, тогда как Стас и подруга считали ее пропавшей?

- А та женщина… Хромова? - перебила Ева. - Она случайно не собиралась поработать в теплицах?

Старица

Зинаида Васильевна с жалостью смотрела на сына.

- Ты ешь, ешь, - подкладывала она ему на тарелку картофельное пюре. - Рыбки хочешь?

Сельдь бывшая учительница Хромова засаливала по собственному рецепту, с пряностями, в небольшой деревянной бочке. Валерик с детства такую любил. Но на сей раз отказался.

- Нет. Лучше сделай мне чаю с мятой.

Он жевал без аппетита, только чтобы не расстраивать маму.

- Похоронили Яночку? - робко спросила она.

Хромов молча кивнул. Он не собирался вдаваться в подробности.

- Ты не переживай так. Гляди, с лица спал, брюки болтаются. Не сложилась у вас любовь-то, чего ж убиваться? - Зинаиду Васильевну мучило любопытство, отчего умерла молодая женщина, ее бывшая невестка. - Болезнь, она никого не щадит.

Валерий отложил вилку, вздохнул. Он притворился, что не понял материн намек. Обсуждать обстоятельства гибели Яны не хотелось.

- Мам, ты не знаешь, где Колька Драгин живет? Он не развелся еще с женой?

- Вроде нет. Коля пить начал, у них скандалы пошли… дерутся, но не расходятся. Куда ж разбегаться, когда дети малые? Двое у них!

- Да ну? - удивился Хромов. - Надо бы повидаться.

- Только они из Старицы уехали. Мне давеча пенсию Вера приносила, соседка ихняя: поболтали мы с ней, знакомых вспомнили… кто жив, кто умер, у кого внуки уже растут. Она мне про Драгиных и рассказала. Мол, Кольку жена в деревню увезла, чтобы от дружков-пьянчужек его отвадить, живут в бабкином доме, скотину держат, огород. Да и детишкам вольготнее на свежем воздухе.

- Что за деревня?

- Рыбное, на самом берегу Волги. Когда-то детский лагерь там был, не помнишь?

Хромов задумался. Летние лагеря были неотъемлемой частью его детства: отпуск учительский длинный, вот мама и подрабатывала воспитательницей в лагерях отдыха для школьников. Денег всегда не хватало, а так и сын присмотрен, и заработок дополнительный обеспечен.

Валерий невзлюбил лагеря - жизнь по расписанию, хождение строем, культмассовые мероприятия вызывали у него не меньшее отвращение, чем музеи и походы по историческим местам. Такой уж он уродился - замкнутый, предпочитающий тишину и одиночество шумным компаниям.

- Ты меня лучше дома оставь! - упрашивал он Зинаиду Васильевну.

Но та ни в какую. Боялась - без ее неустанной опеки вырастет хулиган, не сладишь потом.

- Зачем тебе Драгины? - спросила мать, возвращая его из детства в печальное и тревожное настоящее.

- Колькина жена приходится дальней родней Яне, - нехотя пояснил Хромов. - Может быть, они еще ничего не знают. Не мешает сообщить.

Зинаида Васильевна всплеснула руками.

- Ой, верно! А мне-то невдомек! Старею…

После обеда Хромов поехал в Рыбное.

Деревня зимой выглядела уныло, заброшенно. По грязному снегу тянулись колеи, из-за заборов лаяли дворовые собаки. Некоторые дома пустовали, стояли с заколоченными окнами. Перспектив тут для молодежи никаких не было - рыбное хозяйство захирело, ферма пришла в упадок, клуб стоял без отопления и электричества, разваливался, - люди жили за счет подсобных хозяйств, ловили рыбу, сдавали молоко. Кто побойчее подались в поселок неподалеку, в Старицу, в Тверь - налаживать житье-бытье. А кто, наоборот, как Драгины, сбежали от цивилизации в глухомань, бездорожье. Во всем своя прелесть и своя необходимость.

Дом Драгиных Валерий нашел легко: первый после поворота в сторону клуба, - так ему подсказали местные на автобусной остановке.

Во дворе мальчик лет шести стрелял из рогатки по воронам. Он резво подбежал к воротам.

- Ты к нам, дяденька?

- А ты Драгин? - улыбнулся Валерий.

- Да.

- Тогда к вам. Родители дома?

- Мамка скотине варит, - картавя, старательно выговорил мальчик. - А папаня спит.

В будке у сарая грохотал цепью и заливисто лаял огромный рыжий пес.

- Не съест меня твой волкодав?

Мальчик покраснел от удовольствия, засмеялся, показывая редкие зубы.

- Не! Он добрый.

- Ну, веди меня в дом.

В кухне у печи хлопотала располневшая, совсем не похожая на тоненькую, застенчивую невесту, какой запомнил ее Хромов, жена Николая Драгина, Настя.

- Ой! - растерялась она. - Ты кого привел, Ромка?

- Я Валерий, муж Яны.

Женщина, не понимая, уставилась на гостя.

- Яна Вербицкая, - сказал Хромов. - Мы с ней познакомились у вас на свадьбе.

- Валера? - узнала наконец хозяйка. - Каким ветром тебя принесло? Ты ко мне или…

Хромов поспешил ее успокоить:

- К тебе, к тебе.

За стеной в комнате заплакал маленький ребенок, и Настя побежала к нему. Было слышно, как она ходит, скрипит половицами, что-то напевает, укачивая ребенка.

«Наверное, приняла меня за Колькиного дружка-алкаша, испугалась», - подумал Хромов.

Ромка схватил со стола оладью, начал жевать, зыркая исподлобья на гостя. От печи шел жар, пахло вареной картошкой, буряками; в огромном казане что-то булькало.

- Иди во двор, - тихо сказала Настя сыну. - Братика разбудишь.

Мальчик беспрекословно подчинился: взял еще пару оладий и вышел.

- Строгая ты, - усмехнулся Валерий.

Хозяйке было не до пустой болтовни. Ее ждала тяжелая деревенская работа - стряпня, стирка, уход за скотиной, потом, возможно, бессонная ночь с ребенком. Она устало опустилась на табуретку.