В отношении российского интернет-пространства применяются в последнее время и законодательные шаги. Так, Премьер-министр России Дмитрий Медведев подписал постановление, согласно которому Роскомнадзор получил разрешение проверять переписку пользователей в социальных сетях. Отмечается, что эти меры были приняты в рамках «антитеррористического» пакета[238]. Согласно постановлению, проверки могут проходить без разрешения прокуратуры, а поводом для проверки может стать обращение правоохранительных органов.

Рисунок 13. Доверие к СМИ, Россия

Источник: О средствах массовой информации // Фонд общественное мнение. 2014. 27 марта. Режим доступа: http://fom.ru/SMI-i-intemet/11427

Федеральное Собрание также одобрило ряд изменений в Закон «О СМИ» — введена обязательная регистрация блогов с аудиторией свыше 3000 человек (т.е. на них распространяются те же ограничения, что и на традиционные СМИ), аналогичные обязательства распространяются на сайты с посещаемостью свыше 1000 посетителей в день (в этом случае портал должен быть зарегистрирован как СМИ).

Если обратиться к российским социальным сетям и той аудитории, которую они собрали вокруг себя, то интерес представляет исследование, посвященное роли сети «Твиттер» в политической жизни России (на момент проведения исследования, аудитория «Твиттера» насчитывала около 2 млн пользователей)[239]. Оно базируется на более чем 50 млн русскоязычных «твитов», которые были собраны в период с марта 2010 г. по март 2011 г. На их базе была создана «карта», состоящая из основных кластеров, одним из которых является политический.

В этом политическом кластере были выделены 7 наиболее заметных тем: «демократическая оппозиция», «проправительственная молодежь», «внесистемная оппозиция», «Тверская и Ивановская администрации», «Эхо Москвы» и «текущие события». Так, в подкластере «демократическая оппозиция» обсуждались (в основном, москвичами) темы Химкинского леса, протестных настроений, разгона митингующих на Триумфальной площади. Обсуждение этих тем часто имело перекрестные ссылки на такие оппозиционные издания, как «Новая газета» или портал «Свобода слова».

Кластер «внесистемной оппозиции» включал в основном обсуждение темы коррупции и содержал ссылки на блоги Алексея Навального, Олега Кашина, Артемия Лебедева, сайт «Эхо Москвы», журнал «Нью Таймс». В кластере «Эхо Москвы и текущие события» обсуждались текущие новости в формате, схожем с кластером «демократическая оппозиция». Напротив, в кластере «проправительственная молодежь» в основном затрагивались (в положительном ключе) темы деятельности партии «Единая Россия», «Молодой гвардии», движения «Наши», содержались ссылки на Селигерский форум. В кластере «Тверская и Ивановская администрации» превалировала тема деятельности региональных администраций — в связи с отключениями горячей воды в летний период.

Одним из ключевых выводов исследования является то, что социальная сеть «Твиттер» в России объединяет существенное количество оппозиционных сил, генерироваших на тот момент контент протестного содержания, а ее аудитория стремительно распространяется из городов федерального значения на периферию[240].

Какой вывод можно сделать из рассмотрения двух довольно непохожих друг на друга моделей — китайской и российской? «То, что мы однажды называли глобальной сетью, превращается в набор различных государственных сетей, которые соединены интернет-протоколом», — полагает Дж. Голдсмит. Имеется в виду, что в мире существуют совершенно различные системы организации интернет-пространства и правил, допустимых в нем.

В качестве трех причин, которые обусловили эти различия, выделяют то, что люди в разных странах говорят на разных языках, имеют разные потребности, что отражает их историю, культуру, благосостояние, а, соответственно, хотят получать тот контент, который соответствует их предпочтениям. Во-вторых, технологическое развитие накладывает отпечаток на различия между странами: государства могут создавать закрытые сети, о чем свидетельствует опыт Китая. В-третьих, страны считают не одну и ту же информацию вредной: например, где-то отношение к защите авторских прав довольно непримиримое, а где-то на них закрывают глаза.

Все это означает, что государства могут в рамках своих границ изменить само понятие и основу Интернета как децентрализованного источника информации. «Государства не просто имеют возможности изменять архитектуру Интернета в пределах своих границ различными способами, но такие страны, как США, Китай и Европа, используют свою силу принуждения для того, чтобы установить свое видение Интернета. Они будут призывать другие страны выбрать в качестве примера одну из этих моделей»[241].

В некоторой степени телевидение и Интернет — это антагонисты: если Интернет двусторонен, интерактивен, учитывает механизм обратной связи, учит взаимодействию, позволяет как потреблять информацию, так и создавать ее, то телевидение односторонне, однонаправленно, не рассчитано на ответ и учит лишь слушать.

В то же время возможности, которые предоставляет Интернет, пока доступны не всем. Хотя распространенность Интернета в мире гораздо меньшая, чем телевидения, об Интернете можно говорить как о стремительно растущей силе, которую в будущем ожидают существенные изменения, связанные как с развитием новых способов контроля за поведением граждан и их настроений со стороны властей, так и с новыми возможностями граждан оказывать сопротивление попыткам власти манипулировать их мнением.

Что же касается обозримой перспективы, то телевидение по-прежнему останется важнейшим каналом формирования политического сознания граждан, хотя в будущем эта роль, очевидно, будет (и уже начала) постепенно снижаться.

Массовая информация является сегодня одним из основных компонентов формирования политического сознания. При этом на его формирование влияют несколько факторов: во-первых, первичная социализация (под влиянием семьи и школы формируются наши первые установки); во-вторых, мы испытываем на себе влияние установок, которые приняты в тех группах, с которыми мы взаимодействуем (друзья, коллеги); в-третьих, мы часто формируем убеждения исходя из нашего собственного опыта.