в Уиппс-Кросс, так что, если учесть еще большое количество больных, которые предпочли страдать молча и остались дома, отравление действительно массовое.

Ларек с кебабами закрыли; различные государственные/экологические медицинские организации занимаются выяснением обстоятельств. До меня дошли неподтвержденные слухи, что причина расстройств — сальмонелла.

По крайней мере один пациент находится в тяжелом состоянии и восемь госпитализировано в больницу Ньюэма. Отделение скорой помощи работает в авральном режиме, больница Ньюэма и клиника короля Георга в субботу вечером закрылись, потому что их приемные отделения были перегружены, а в палатах не осталось свободных коек. Дошло до того, что больница Ньюэма объявила о внутреннем «серьезном инциденте»; мудрое решение, на мой взгляд, так как оно позволяет направить все ресурсы на борьбу с данной ситуацией.

К сожалению, из-за закрытия местной больницы, пациентов приходится увозить в другие, что радует одних, попадающих в Королевский лондонский госпиталь, который принято считать лучшим, и огорчает других, кого направляют в Уиппс-Кросс.

Такое впечатление, что террористам не нужны бомбы, чтобы поставить Лондон на колени. Достаточно рассеять по городу сальмонеллу и останется лишь наблюдать, как обрушится система здравоохранения.

Прошел почти месяц, прежде чем об этом случае рассказали в национальных новостях. Оказалось, что зараженное мясо поступило в ларек с производства, так что его владелец был не виноват. Еще один пример того, что блогеры реагируют на ситуацию быстрее, чем традиционные средства массовой информации.

Шоппинг

Сегодня мне попались алкоголик, хроническая обструктивная болезнь легких, пара сердечных недостаточностей, куча детей с респираторными инфекциями и как минимум три аносмии (аносмия — это пропажа обоняния).

Пациентками с аносмией были 3 девочки-подростка, решившие, что лучший способ привлечь внимание какого-нибудь парня, это вылить на себя полфлакона дешевого парфюма. Интересно, они хоть представляют, как от них несет?

При этом я не дежурил ни на скорой, ни в СНР, у меня вообще был выходной. Разгадка проста: я устроил себе шоппинг.

После того, как поработаешь с пациентами по 12 часов в день (сначала в роли медбрата, потом как фельдшер скорой помощи), твой глаз начинает автоматически выделять людей с определенными симптомами. И не только глаз, тренированное ухо улавливает кашель ребенка с респираторной инфекцией или пыхтение человека с хроническим бронхитом.

Подозреваю, что у врачей возникает та же проблема и они постоянно подмечают дрожание чьих-то рук, покраснение глаз или необычную походку.

Отчасти это объясняется тем, что мы специально обучены обращать внимание на то, что с пациентом не так, но одновременно и стремлением оказаться подальше от человека, у которого вот-вот случится сердечный приступ. По крайней мере, когда мы не на дежурстве. Вот почему, когда 80-летняя дама со щиколотками как стволы деревьев и синюшными губами решает рухнуть на мостовую, в радиусе нескольких миль не сыщется ни одного медика. Дело не в том, что мы ленивые или не испытываем любви к ближнему своему, если нам за это не платят. Просто без оборудования мы очень мало можем сделать, чтобы оправдать оказанное нам доверие. Без него нам остается разве что непрямой массаж сердца (если оно остановилось), придание пациенту нужного положения (если он без сознания) или «сейчас-сейчас» и поглаживание по руке, если ребенок поранил себе колено.

Поэтому первое, что надо сделать — это вызвать скорую помощь.

Мобильные телефоны

У нас в скорой часто возникают проблемы с мобильными: мы пытаемся говорить с пациентом, но он весь поглощен беседой с приятелем/мамой/братом/дилером по мобильнику.

Мне приходилось оттаскивать людей с дороги, потому что они настолько увлекались фотографированием повреждений на своей машине с помощью мобильного телефона, что не замечали оживленного движения вокруг.

Я пытался реанимировать мертвых, и тут у них звонил телефон: взглянув на экран, я видел, что вызывает МАМА.

Мне случалось выезжать на так называемые «массовые беспорядки», и пока я пытался помочь кому-то из пострадавших (и предупредить появление новых травм), половина толпы названивала своим «корешам», призывая их как можно скорей бежать сюда же.

Было даже такое, что пациент подрался с сопровождавшим его родственником прямо у меня в скорой, подслушав разговор того по телефону, хотя притворялся, что лежит в обмороке.

Режим ожидания

Поскольку у Лондонской службы скорой помощи нет своих станций на каждой улице и с учетом состояния и загруженности столичных дорог, у нас практикуется так называемый «режим ожидания».

Это означает, что экипажи скорых и машины немедленного реагирования разъезжаются со станции (где имеется отопление, туалеты и чайники) и встают прямо на улицах, чтобы расширить зону покрытия. Считается, что так наши «ресурсы» используются эффективнее и служба реагирует на вызовы быстрее, тем самым улучшая вечно довлеющий над нами показатель быстродействия.

Экипажам не нравится стоять в режиме ожидания, да и любому человеку будет неприятно торчать в машине, дожидаясь, пока кто-то заболеет/получит травму/напьется. Начальство же любит отправлять экипажи в ожидание, потому что от этого повышается скорость реагирования, что, в свою очередь, очень радует правительство. Я до сих пор жду научно подтвержденных доказательств, стоящих за этим убеждением.

Точки для ожидания находятся на некотором удалении от станции (в моем случае в трех милях) в зонах, где прогнозируется рост количества вызовов. Также начальство пытается рассылать нас на перекрестки крупных магистралей, чтобы можно было быстро покинуть свой сектор, если в другом возникнет нехватка экипажей…

Но имеются и ограничения: режим ожидания не может продолжаться больше 20 минут за раз и применяется только с 8 утра до 8 вечера, поэтому, хотя особого удовольствия он не доставляет, это не такая уж и пытка, как можно подумать.

К СНР применяется еще одно ограничение: мы не можем проводить на станции более 30 минут, поэтому, хотя в прошлую смену я за 12 часов выехал на 5 вызовов, на станции я пробыл совсем недолго. Большую часть времени я сидел в машине за торговым центром «Stratford» с заведенным мотором, чтобы не замерзнуть до смерти. Когда мне это надоедало, я начинал объезжать свой сектор, то есть сам напрашивался на неприятности.

По общим оценкам, на один вызов — от приема звонка до готовности ехать на следующий — уходит в среднем полчаса, поэтому, раз на вызовы у меня ушло примерно 2,5 часа и еще 1,5 я провел на станции, в машине я просидел 8 часов.

Ближе к концу моей