Знатный степняк с сильным акцентом спросил сначала на нермутанском языке:

— Нермутан?

Потом на энгортском:

— Энгорт?

Затем по-альгамрски:

— Альгамр?

На этом, похоже, его знание чужих языков иссякло.

— Я говорю на любом из этих языков, — ответил Велеурд по-нермутански. — Я нермутанский князь Велеурд Уфтал, это мои люди, мы возвращаемся в мои владения после похода на Колмадор. С кем я имею честь говорить?

Спутник знатного степняка, являвшийся толмачом, пересказал господину ответ князя, что-то выслушал и вполне сносно заговорил по-нермутански, хоть и с сильным акцентом:

— Мой господин, хан Шарухтан, приветствует князя и его людей, и хочет знать, зачем вы заехали в его владения?

— После радушного гостеприимства энгортского графа Молона Толлинга нам пришлось углубиться в эту степь, — ответил Уфтал. — Оно было настолько радушным, что я потерял половину своих людей.

Спутник хана перевёл. Его господин оживился и что-то быстро заговорил, затем вновь замолк, преисполнившись прежней важности и значимости.

— Мой господин говорит, что очень не любит графа. Тот считает степь своей, но это не так. Со времён богов здесь кочуют племена полоров и собирают дань со всех проезжающих купцов. Однажды граф приказал поджечь высохшую траву. Был сильный ветер, случился большой огонь. Он выжег степь на три дня пути, заставив полоров спешно уйти дальше на юг, чтобы самим спастись и спасти от голодного вымирания табуны лошадей и стада скота.

После этого хан Шарухтан вызывал на поединок графа. Хан ждал два дня. Молон Толлинг приказал посадить на колья посыльных хана и на поединок не явился.

Велеурд стал расспрашивать хана о дальнейшем пути через степь, есть ли где поблизости вода, сколько дней ехать до границы Нермутана, нет ли непроходимых оврагов, которые надо огибать, тратя время и силы.

Переводчик говорил, а хан надменно слушал, кивая. Потом он заговорил длинно и витиевато, а толмач старался успевать за высокопарностью господина.

Получалось, что владения хана бескрайни, но войско под его началом может заполнить их как вода чашу. А есть ещё бесчисленные стада скота и табуны лошадей. Только несведущий считает, что путь по степи напрямик будет самым коротким. Рек и речушек много, переправа через них в любое время отнимает много времени и сил, а овраги так широки, глубоки и длинны, что луна может обновиться на небе, пока конный обойдёт их, а пешему нечего и надеяться на это.

Хан важно кивал, улыбаясь с превосходством.

Велеурд слушал толмача, в свою очередь едва сдерживая улыбку. Он давно знал о манере разговора кочевников.

В конце своей длинной речи толмач сказал:

— Мой господин говорит, что нермутанский князь должен заплатить дань за проезд через его владения.

— Скажи хану, что я согласен заплатить после того, как он заплатит мне за то, что уже столько лет живёт под моим небом.

На лицах хана и толмача отразилось недоумение. Князь сделал вывод, что хан всё-таки понимает его речь.

— Как так, княс? — озадаченно спросил хан. — Небо никому не принадлежит. Оно ничьё.

— Раз небо ничьё, я взял его себе, — приняв важную осанку в седле, гордо заявил Велеурд.

И он, и его воины прилагали немало усилий, чтобы оставаться серьёзными, понимая, что от этого разговора на самом деле зависит многое.

Шарухтан некоторое время размышлял, подозрительно глядя на князя, а потом засмеялся, обнажив крепкие белые зубы:

— Ай, какой хитрый княс! Взял небо себе, а мне ничего не оставил! Отдай половину и проезжай так. Я дам тебе проводника, он покажет удобный путь до Нермутана.

— По рукам, хан, — согласился Велеурд. — Бери половину неба.

— Удачи тебе, княс. — сказал Шарухтан. — Захочешь, приезжай в мой стан. Проводник объяснит, где это. Я буду рад поговорить с тобой о небе! Приятно говорить с умным и находчивым человеком… Гей! — зычно выкрикнул он, пуская лохматого низкорослого коня рысью. Его отряд устремился за ним. Вскоре топот стих, слышались только порывы тёплого ветра, да шорох пригибаемой им травы.

Проводником оказался тот самый толмач. Он, прищурившись, посмотрел на слепящее светило, затем на князя, и хитро спросил:

— А солнце чьё, княс?

— Когда оно на моей половине неба — моё. Когда на половине неба хана, то его.

— А какая половина твоя? — хитро улыбаясь, не унимался толмач.

— Это мы обсудим с ханом при следующей встрече, — улыбнулся Велеурд.

Проводник поцокал языком, с уважением глядя на князя.

Потом разговор зашёл об отношениях хана Шарухтана с графом Молоном Толлингом. Получалось, граф, пользуясь властью, не особо чтит волю короля, не претендующего на эти земли. Граф считает, что степь тоже входит в границы его владений. Это, конечно же, не так.

Постепенно разговор перешёл к королю Альгамра — Руальду Эндрашу, он долго добивался, чтобы Шарухтан выдал какую-нибудь из своих сестёр замуж за одного из племянников короля. Недавно эта свадьба состоялась. Руальд Эндраш от этого союза много выиграл: племена полоров перестали совершать набеги на его граничащие со степями земли, и при необходимости могли выступить единой силой против энгортов.

Королю Энгорта Фрелафу Октару такой союз невыгоден, но он сейчас занят войной на севере с Колмадором и фактически находится в состоянии войны с Аджером, считающим Колмадор своей вассальной территорией.

Хан Шарухтан собирается в набег на земли графа, что равносильно набегу на земли самого короля, ведь владения графа — это территория Энгорта. Хан отомстит графу за сожженную траву и за посаженных на колья посыльных.

На это Велеурд заметил, что за набег на южные земли Фрелаф Октар приведёт свои легионы в степь.

Толмач лишь усмехнулся и сказал, что легионы привести можно, но попробуй убить муху тяжёлой дубиной. Степь настолько обширна, что гоняться по ней за ханом не просто бессмысленно, но и гибельно. Недаром до сих пор эта земля между тремя королевствами не принадлежит никому из королей, и все они вынуждены терпеть набеги на свои земли, а купцы обложены данью за проезд через владения хана Шарухтана.

Князь поинтересовался, как же хан успевает собирать со всех дань. Толмач ответил, что хану не обязательно самому собирать дань. Сегодняшняя встреча случайна. Шарухтан осматривает местность для предстоящего набега на владения графа. А вообще, у хана везде есть глаза и уши. Только для чужаков степь выглядит пустой.

А не обманывает ли кто-то Шарухтана, пытаясь укрыть полученную дань?

Да, такое иногда случается. Но глаза, верные хану, всё видят, уши слышат, а языки доносят. После подобного воры прощаются со своей недостойной жизнью, лишившись благосклонности Шарухтана. А на весь род падает тень забвения. Родственники лишаются имущества и кочуют по степи, всеми отверженные, никто не рискнёт приютить их у себя.