Делейни до сих пор жгло унижение от того, что сделал Ник, но отчаяние, душившее ее, было еще страшнее. Она посмотрела на родителей и поняла, что все бесполезно. Они никогда ее не поймут. И никогда не изменятся. И ей никогда не сбежать.

– Ты так себя опозорила, что мне невыносимо на тебя смотреть, – продолжала мать.

– Так не смотри, все равно через неделю ты собиралась отправить меня в Айдахо. Возьми и отвези не через неделю, а завтра.

Делейни вышла из комнаты, неся на плечах невыносимую тяжесть. Поднялась по лестнице на тяжелых, словно налитых свинцом ногах. В сердце было пусто, а сама она словно окаменела и даже не могла плакать. Легла как была в джинсах и уставилась на розовый полог над кроватью, зная, что все равно не уснет, И действительно, уснуть ей не удалось. Мозг прокручивал во всех подробностях события последних нескольких часов. Что сказали родители. Что сказала она сама. Как ни старалась она не думать о Нике, мысли снова и снова возвращались к нему. Она вспоминала его горячие прикосновения, его прохладные шелковистые волосы, вкус его кожи. Она закрывала глаза и почти наяву чувствовала его теплые влажные губы на своей груди и ниже. Делейни не могла бы объяснить, почему она позволяла делать с ней все то, что он делал. По прошлому опыту она достаточно хорошо знала, что Ник может быть очень милым, а через минуту обернуться змеем. Так почему он, почему не кто-нибудь еще, а именно Ник Аллсгрецца?

Делейни взбила кулаком подушку и повернулась на бок.

Может быть, потому, что он всегда был таким свободным и восхищал ее сочетанием ангельской красоты и дьявольского поведения? Может быть, потому, что он был так красив, что у нее дух захватывало, а сегодня вечером он сумел дать ей почувствовать, что и она тоже красива? Он смотрел на нее так, как мужчина смотрит на женщину, с которой хочет заняться любовью. Он прикасался к ней так, будто желал ее, именно ее. Но оказалось, что все это было лишь иллюзией, ложью. А она выставила себя наивной дурочкой.

«Я дам тебе кое-что получше, – сказал он, – я сделаю так, чтобы ты кончила». Делейни не знала, почему Ник выбрал именно этот конкретный способ, но он бы не смог придумать ничего более унизительного, даже если бы разрабатывал свой план годами. Он раздел ее донага, а сам при этом остался в одежде. Он прикасался к ней повсюду, а она даже одним глазком не взглянула хотя бы на его обнаженный торс.

Немного утешало Делейни только то, что никто, даже Генри, не знал в точности, что произошло на капоте «мустанга» Ника. И никто не узнает, если только сам Ник не расскажет. Может, Гвен ошибается и никаких сплетен не будет.

Но Гвен ошиблась только во времени – она предполагала, что разговоры пойдут с утра, но было уже двенадцать часов дня, когда Делейни позвонила Лайза и сказала, будто кто-то видел ее с Ником в гостинице соседнего городка Гарден. Кто-то еще якобы видел, как они бегали с голыми задницами по Ларкспур-парку и занимались сексом на детской горке. По третьей версии их с Ником видели в переулке за винным магазином – они пили текилу, а потом продолжили свидание на заднем сиденье автомобиля Ника.

Делейни вдруг стало казаться, что быть отправленной на учебу в другой город не так уж плохо. Университет штата Айдахо не был для нее самым желанным местом учебы, но он находился в четырех часах езды от Труди. Четыре часа езды от родителей с их жестким контролем. Четыре часа езды от сплетен, которые носились по городу как смерч. Четыре часа езды от опасности наткнуться на Ника или кого-то из его родственников.

И Делейни начала думать, что, пожалуй, университет штата Айдахо – это не так уж плохо.

– Если будешь хорошо учиться и вести себя прилично, – пообещал Генри но дороге, – возможно, на следующий год мы уменьшим тебе учебную нагрузку.

– Это было бы здорово, – сказала Делейни без энтузиазма. До следующего года еще двенадцать месяцев, и она почти не сомневалась, что за это время чем-нибудь вызовет недовольство Генри. Но все-таки она собиралась попытаться. Как всегда.

И один месяц она действительно старалась, но вкус настоящей свободы, обретенной впервые в жизни, ударил ей в голову и за первый семестр она получила по всем предметам самые низкие оценки. Она лишилась невинности, переспав с неким прохиндеем по имени Рекс, и устроилась официанткой в гриль-бар «Дакис», который больше оправдывал название «бар», нежели «гриль».

Заработанные деньги дали Делейни еще больше свободы, и в феврале, когда ей исполнилось девятнадцать, она совсем бросила занятия. Родители были вне себя, но ее это больше не волновало. Она стала жить со своим первым бойфрендом, культуристом по имени Рокки Бароли. Высшее образование она получала, изучая впечатляющие ягодичные мышцы Рокки и определяя, сколько крепких коктейлей она может выпить за ночную вечеринку за пределами студенческого кампуса. Делейни усвоила различие между Томом Коллинзом и водкой «Коллинз», а также между отечественным алкоголем и импортным.

Она схватила свою новообретенную независимость и убежала с ней, не собираясь возвращаться. Она держалась за нее обеими руками, откусив сразу большой кусок. Она жила так, словно хотела испытать все, прежде чем свободу вырвут у нее из рук. Позже, вспоминая те годы, Делейни понимала, что ей повезло хотя бы просто остаться в живых.

Когда она видела Генри в последний раз, он выследил ее с единственной целью – увезти домой. К тому времени она бросила Рокки и переехала в Спокейн, где с двумя другими девушками снимала квартиру в цокольном этаже. Генри достаточно было взглянуть на подержанную мебель, купленную по дешевке, переполненные пепельницы, батарею пустых бутылок, чтобы он тут же приказал ей собирать веши. Делейни отказалась, и между ними произошла ужасная ссора. Генри заявил, что если она немедленно не сядет в его машину, то он лишит ее наследства и будет считать, что она ему больше не дочь. А она назвала его напыщенным сукиным сыном, которому только бы командовать.

– Я больше не хочу быть твоей дочерью! Это слишком тяжело. Ты не столько отец, сколько диктатор! И не смей меня больше выслеживать! – Это были последние слова, сказанные ею Генри.

После этого Гвен звонила ей только тогда, когда Генри не было дома. Несколько раз она навещала дочь в тех городах, где Делейни на тот момент жила, но Генри больше никогда не приезжал к ней. Он держал свое слово. Он полностью отказался от Делейни, и она почувствовала себя свободной, как никогда, – свободной от его контроля, свободной вытворять со своей жизнью все, что ей вздумается. И иногда она действительно вытворяла, но, к счастью, все-таки она еще и взрослела.

Делейни была вольна переезжать из штата в штат, менять одну работу на другую, пока не поймет, чего хочет от жизни. И шесть лет назад она наконец это поняла – когда записалась в школу стилистов. Уже в первую неделю Делейни почувствовала, что нашла свое место. Ей нравились тактильные ощущения от прикосновения к волосам, нравился весь процесс создания чего-то прекрасного прямо на глазах. К тому же на этой работе Делейни при желании могла одеваться сколь угодно экстравагантно, потому что всегда находился кто-нибудь еще более смелый, чем она сама.