«Персей и Андромеда».

Давно, еще при ван Дейке, Рубенс начал эту картину к свадьбе испанского короля, хотел сделать личный подарок, но не вышло. Он тогда быстро написал Персея, моделью стал сын знакомого антиквара, а написать Андромеду не получалось: он задумал изобразить красавицу полностью обнаженной, набросал очертания фигуры с натурщицы, но тело не оживало. Начатая картина простояла у стены многие месяцы. И вот настал день, когда Рубенсу стало ясно – он сможет вдохнуть жизнь в тело Андромеды, она станет воплощением жизненности! Рубенс хотел, чтобы ее кожа сияла, добивался резкого контраста между металлическими доспехами Персея, его красным плащом бога войны – и незащищенной светящейся плотью истинной Венеры. Бесстрашный герой робеет перед ней, благоговеет. В том, как нежно и робко он к ней прикасается, не только любовный трепет, но и смирение Силы перед совершенством Красоты! Нагая женщина осознает, что ее ослепительное тело обезоруживает воина, Андромеда не просто награда героя, она – сокровище, она стоит всех чудес, которыми завладел Персей. Волшебный конь, сандалии Меркурия, щит с головой Медузы – все это герой приносит к ногам Андромеды, отдает ради соединения с женщиной. А она принимает дары с царственным достоинством. Объединившись, они становятся четой – совершенным творением Господа, вмещающим и красоту, и разум, и силу.

Мужское и женское.

В этом смысл земной плотской любви, смысл брака, это воистину чудесное преображение на земле!

Рубенс работал с картиной много часов, не присаживаясь, забыв о еде и отдыхе. Полотно, еще вчера уныло молчавшее, вдруг ярко вспыхнуло. Все, что вчера на картине было неясным и беспорядочным, встало на свое место. Рубенс чувствовал, что снова становится молодым и сильным!

На следующий день утром он еще поработал над картиной, оттенив намеченные контуры обнаженного тела синеватым ореолом, чтобы оно переливалось разными цветами и лучилось, словно бледное солнце, контрастируя с темными доспехами воина. Андромеда будет притягательнее, станет более живой, чем обнаженные женщины Тициана и Джорджоне.

Ты сама увидишь это, Сусанна! Ты оценишь, ведь эта богиня похожа на тебя!

Рубенс примерил камзол цвета бургундского вина, привезенный из Парижа: этот цвет призван был оживлять его лицо. Разряженный и решительный, Рубенс отправился в город, на ходу обдумывая разговор с Роккоксом о сватовстве. Ему осталось только перейти Гроте Маркт, когда мелкий дождь превратился в бурную майскую грозу. Новый воротник мог намокнуть в одну минуту! Ему пришлось спасаться в галерее на Гроте Маркт, напротив ратуши, куда набились и другие горожане. Рубенс аккуратно отряхивал шляпу и раскланивался со знакомыми, когда услышал:

– Мэтр Рубенс! Здравствуйте!

Перед ним стояла Сусанна, мокрые пряди облепили ее голову, лицо казалось почти детским, а глаза огромными.

– Да, – неожиданно для себя он ответил сухо, – здравствуй, Сусанна.

Он понял, что не знает, как продолжить разговор, чувствовал себя подростком, который готовился к исповеди, но от волнения забыл простые слова.

– А… вы куда шли? – выручила его Сусанна.

– В ратушу. А ты?

– Я к сестре, вот, cо служанкой.

Рубенс оглядывался и раскланивался со знакомыми, ему казалось, что все прислушиваются к их разговору.

– Понятно.

Он знал, что не простит себе, если упустит такой момент, но не мог ничего придумать.

– Наверное, дождь скоро закончится, – сказал он и подошел к краю навеса, чтобы посмотреть на небо. – Может, я смогу добежать? Недалеко ведь…

– Совсем близко, – согласилась Сусанна.

Рубенс был готов уйти.

– Мэтр Рубенс, – шепотом позвала его Сусанна. – Мне бы надо с вами посоветоваться.

– Я тоже хотел говорить с тобой о важном, – обрадовался он. «Сколько в ней смелости все-таки!» – мысленно восхитился он. – М-м, есть одна новая картина, интересно, что ты скажешь о ней… А ты о чем?

– Сестра хочет затеять новое дело: шить банты для костюмов. Я не знаю, стоит ли мне вкладывать капитал в это предприятие. Вы часто ездите во Францию, бываете при дворе, знаете, как одеваются в Париже… – быстро залопотала Сусанна, – для меня так важно ваше мнение. А знаете что?

– Да? – Рубенс отошел от края навеса и встал так близко к Сусанне, как только позволяли приличия.

«Она располнела, и ей идет, грудь стала пышнее», – вдруг разглядел он.

– Приходите, пожалуйста, на обед к нам, на Иванов день! Я завтра уеду из Антверпена, но к этому времени вернусь. Отец так обрадуется!

– Я скоро тоже уеду, в Париж. На королевскую свадьбу! Вы знаете, что английский король Карл женится на французской принцессе? Меня пригласили. Но к этому дню смогу вернуться. Я надеюсь! И очень рад, что увижу тебя… и всю вашу семью.

– Мы будем очень ждать вас, – засмеялась она радостно.

Рубенс сделал прощальный жест, красиво махнув шляпой, обращаясь не только к Сусанне, но и ко всем знакомым, и бодро побежал к ратуше под все еще сильным дождем. Собственно, с бургомистром ему уже не о чем было говорить.

Рубенсу и его приятелю, хранителю библиотеки французского короля Валавэ, удалось забраться на деревянный помост и удержаться там. Шляпы, шпаги, кружева и банты – все мялось и уплотнялось, с треском, со скрипом впечатывалось в тела, и, хотя казалось, что толпа не может сжаться плотнее, люди пытались вскарабкаться на уже переполненные помосты, цеплялись за чужие кафтаны и праздничные юбки, чтобы устоять. Помосты соорудили для знати, но простые парижане тоже хотели посмотреть на выход невесты – сестры короля Франции, на короля и королеву. И еще – на герцога Бэкингема («милорда Букинкана», как его называли французы), и, может быть, на него-то в первую очередь!

В Париже в майский день 1625 года перед собором Парижской Богоматери разыгрывалось первое столь яркое зрелище со времен свадьбы короля Людовика XIII, а она была за целых десять лет до этого.

– Кавалер Жербье, рад снова вас видеть. – Рубенсу хоть и не удалось в толчее изобразить вежливый поклон, но шляпу он приподнял и продолжил попытку раскланяться, нечаянно задев кого-то. Сразу раздалась брань, от которой мэтр постарался отдалиться, протиснувшись поближе к Жербье.

– И я, господин Рубенс, рад. О, и мосье Валавэ тут!

Пока Жербье пытался развернуться, Рубенс оглянулся посмотреть, удается ли Паламеду Валавэ следовать за ним.

– А-а-ахх, а-а-а!

Вдруг давка усилилась, женщины завопили пронзительно, мужчины ругались и тоже кричали. Рубенс рванулся вперед, вцепился в рукав Жербье и устоял, оказавшись с ним на одной доске. Соседний помост проломился, люди падали друг на друга, скатываясь в разные стороны. Валавэ упал, его ударило по голове обломком доски, кровь брызнула на нарядный чепец женщины, скрючившейся рядом, и окрасила кружева…