Ален Сируа, виконт Лион, уже был на месте. Он сидел в коричневом кожаном кресле, с трудом умещая в нем свое огромное рыхлое тело. Ален прибыл вчера ночью, но только сейчас появилась возможность поговорить приватно, и, к сожалению, им необходимо торопиться. Мишель Фейль должен также подняться в библиотеку с минуты на минуту, и затем они обсудят план спасения Франции.

Ален сразу стал жаловаться на свою жену, неприятную, громкоголосую, толстую и уродливую. Облокотившись о книжную полку, Анри стоял, улыбаясь и кивая головой, потягивал виски и думал о более приятных вещах. Он предвкушал тот момент, когда пышная грудь мадам Кинэ будет касаться его тела — эта дама обещала ему танец. Кроме того, его мысли были заняты предстоящей продажей изумрудов. Смотреть на Алена с его светлыми жидкими волосами, длинным острым носом и темными, как у вороны, глазами доставляло еще меньше удовольствия, чем его слушать. Но его связи в Париже заставляли Анри обращаться с ним как со старым другом семьи, которым он, разумеется, не являлся. Кроме всего прочего, Ален ненавидел Луи Филиппа, а это было наиболее важным местом соприкосновения их интересов.

Ален замолчал, и Анри с облегчением вздохнул. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился Мишель Фейль, виконт Руан, невероятно высокий, около шести с половиной футов, и худой пятидесятилетний мужчина с неуклюжей походкой. Он обладал желчным, сварливым характером, иногда становился жестоким и грубым, но своей внешностью напоминал голубя — очень бледное лицо, с легкой проседью волосы, дряблая кожа и большие карие глаза с нависшими веками. Благодаря своей кроткой и добродушной наружности ему часто удавалось ввести людей в заблуждение. Когда с ним начинали обращаться как с тихим, безобидным человеком, он вдруг обнаруживал изощренный, коварный ум и твердый характер. Анри восхищался им.

— Великолепный вечер, Анри, — саркастически заметил Мишель и направился к единственному свободному стулу в комнате. Он неловко устроился на нем: его колени оказались выше подлокотников. — Полагаю, здесь мы можем говорить откровенно.

Это было утверждением, а не вопросом, поэтому Анри не обратил внимания на его слова.

— Продажа состоится завтра в полдень, — начал он, предварительно сделав большой глоток из своего стакана. — Я отправлюсь в город около десяти и вернусь с наличными обратно к часу или двум. И завтра ночью мы поделим деньги, после чего вы оба вернетесь домой. Все произойдет в Париже через две недели после этой нашей встречи. Наш дорогой король собирается, по крайней мере пока, посетить… и уж мы постараемся…

— Боюсь, мало времени, Анри, — фыркнув, вставил Ален, тщетно пытаясь приспособить свое огромное тело к форме стула.

— Вполне достаточно, — раздраженно бросил Мишель, — не говори глупостей. Тысячи голодающих людей наводняют улицы Парижа. И любой сделает это завтра за деньги. Но лучше нанять профессионала, так как это слишком важное дело, Ален. Нам следует быть прилежными и осторожными, но действовать быстро. — Он поднял свои женственные глаза на Анри и обратился к более важной теме на данный момент. — Где драгоценности сейчас?

Анри глубоко и шумно вздохнул, затем, словно собираясь с мыслями, зашагал вдоль огромного, от пола до потолка, шкафа с книгами по литературе и истории. Разумеется, им вряд ли понравится его ответ, но, в конце концов, это были его дом, его любимая дочь и его изумруды. Он сам разработал план и заплатил деньги за то, чтобы их украли. Любое их возражение он готов оспорить.

— Аннет-Элиза сегодня будет в них…

— Что?! — Мишель прямо подпрыгнул в кресле, его бесстрастное лицо мгновение спустя покраснело от еле сдерживаемого гнева.

Анри невозмутимо покрутил головой.

— Спокойно, Мишель! — раздался громкий сердитый шепот. — Могут услышать слуги или кто-нибудь еще в коридоре.

Ален сделался невероятно красным и покрылся испариной. Он что-то пробормотал, достал из кармана платок и трясущимися руками стал вытирать лицо. Мишель снова сел, угрюмо глядя на хозяина дома и безуспешно пытаясь найти удобное положение для своих длинных рук и ног.

Анри дал им пару минут, чтобы успокоиться, и допил свое виски, сделав три больших глотка.

— Изумруды в безопасности, — снова повторил он. — Они лежали в моем личном сейфе несколько недель. Только тридцать минут назад я застегнул ожерелье на шее моей дочери. — Его глаза засияли, ему казалось, что все выглядит как нельзя более логичным. — Кто, вы думаете, попытается украсть их оттуда? На балу, где присутствует пять сотен гостей! Нелепая мысль! На половине приглашенных дам тоже дорогие украшения.

— Но не такие, как это, — вставил Ален срывающимся голосом.

Анри поставил свой пустой стакан на полку и, повернувшись к гостям, негромко сказал:

— Это ожерелье достойно только королев и императриц Пусть моя красивая невинная дочь наденет его на свой первый вечер.

— Высокомерный негодяй! — брызнув слюной, взвизгнул Мишель.

— Возможно. Но сегодня изумруды все еще мои, джентльмены, — высокомерно произнес Анри. — Я один подвергаюсь риску, а вы, так же как и другие наши сторонники, не несете никакой ответственности за свои действия. — Стараясь стоять как можно прямее, он расправил свой фрак и угрожающе пробормотал: — Завтра они будут проданы, и законное французское дворянство, десятилетиями ожидавшее, когда к власти придет наследник Луи Филиппа, вновь обретет свои свободы и права, дарованные им Церковью и Богом. Сегодняшняя ночь — это прелюдия. Завтра все начинается.

Это было смелое заявление, к тому же приукрашенное и содержащее множество неточностей. И все об этом знали Но тем не менее оно оказало сильный драматический эффект, так как трое мужчин застыли на месте, глядя друг на друга. В этот момент они взвешивали свое решение, цену своей репутации, мысленно просматривали банковские счета, предвкушали то удовольствие, которое получат от низвержения короля, просчитывали вероятную победу и возможное поражение, рисовали себе мрачные картины того, что с ними может произойти в случае неудачи. Но они зашли слишком далеко, чтобы сейчас вдруг повернуть назад. И никто из них не мог признаться сейчас, что хотел бы этого.

Снизу доносились музыка и приглушенный смех. Ален нервно сглотнул слюну и подвел итог разговора:

— Времени осталось совсем мало. Если нам предстоит охранять вашу дочь, когда она будет находиться в зале в бесценных изумрудах, то лучше поторопиться, расскажите быстро о Париже, Анри…

Натали стала подниматься по лестнице на второй этаж, придерживая одной рукой свои пышные юбки, чтобы не споткнуться. В фойе почти никого не было, лишь один-два человека, направлявшиеся в курительную комнату или комнату отдыха. Похоже, никто не заметил ее, а если какой-нибудь гость и обратил внимание, то подумал, что эта женщина просто потерялась в большом доме, или разыскивает своего мужа, либо собирается встретиться со своим любовником, чтобы обменяться несколькими страстными поцелуями в темноте.

Но девушка намеревалась разыскать Джонатана, который, похоже, затеял какое-то рискованное предприятие. Возможно, он ищет антиквариат, принадлежащий графу, поэтому скорее всего направился в библиотеку или кабинет хозяина дома. Или, на что Натали очень надеялась, он сейчас разговаривает с Черным рыцарем. Именно эти две вещи могли явиться причиной его исчезновения; то, что Джонатан просто захотел наедине встретиться с женщиной, даже не пришло Натали в голову. Она не могла себе и представить, что ее спутник станет обсуждать с другими мужчинами политические новости или успехи в последней охоте. Это был не его стиль. Скорее он пошел бы танцевать и флиртовать с дамами, которых покинули их собственные кавалеры. Джонатан именно такой, но сейчас его не было ни в танцевальном зале, ни в других комнатах на первом этаже.