— Да? С ним все в порядке? Скажите, что у него все хорошо!

— Ваш муж настоящий боец, — улыбнулась она. — Операция прошла успешно, но впереди тяжелый восстановительный период, и вам придется круглосуточно быть рядом.

Я кивнула.

— Да, кстати. Мне нужно ваше удостоверение личности, чтобы оформить документы на выписку.

Я потянулась за сумочкой, однако ее нигде не было. Она так и осталась в ресторане той ночью, когда я ездила к Эллиоту. Уму непостижимо!

— Извините, похоже, я оставила сумочку дома.

— Ничего страшного, — успокоила меня медсестра. — Обойдемся и так.

— Спасибо. Могу ли я его увидеть?

— Да, только не забудьте, что он еще не совсем пришел в себя после наркоза.

Я пошла за ней в послеоперационную палату и там увидела Бобби. Он лежал с закрытыми глазами.

— Привет, Бобби! — сказала я, гладя его руку.

Он открыл глаза и улыбнулся.

— Я же говорил, что выкарабкаюсь!

Бобби, в отличие от меня, никогда не нарушал обещания».

Наутро мы с Би вышли к завтраку уже после десяти часов. В воздухе чувствовалось горе.

— Доброе утро, — слабым голосом поздоровалась тетя.

Я впервые увидела ее в ночной рубашке и халате. В этом наряде она выглядела гораздо старше.

Сказав, что пойду за газетой, я вышла на крыльцо и обнаружила «Сиэтл таймс» в луже грязи под кустами роз. Хорошо хоть, что ее предварительно упаковали в коричневый пластиковый пакет.

— Похороны послезавтра, — произнесла Би, не глядя на меня.

Должно быть, она просто говорит это вслух, пытаясь убедить себя, что смерть Эвелин не страшный сон, подумала я.

— Чем я могу помочь?

Би покачала головой.

— Всем занимается семья ее мужа.

Пока тетя сидела, глядя на залив, я готовила яичницу-болтунью и вспоминала Джоэла и то утро, когда он рассказал мне о Стефани. Надо же, а я и забыла, что разбила тогда тарелку из сервиза на двенадцать персон, который нам подарили на свадьбу. Из уотерфордского фарфора, белый, с широким серебряным ободком и такой дорогой, что продавщица в универмаге «Мэйсис» немного поахала, когда мы добавили его к списку подарков.

— Забавно, — сказала я Би, помешивая яичницу в сковородке лопаточкой.

— Что, детка? — тихо спросила она.

— Я разбила тарелку.

— Сейчас?

— Нет, дома, когда Джоэл сказал, что уходит.

Би сидела неподвижно, глядя перед собой невидящим взглядом.

— И не расстроилась. А теперь вспомнила то утро, и, честно говоря, мне больше жалко тарелку, чем Джоэла.

Уголки тетиных губ слегка дрогнули.

— Прогресс!

Я тоже улыбнулась и вручила Би тарелку.

— Яичница и тосты.

Би сказала мне спасибо, но ничего не съела. Ни кусочка.

— Прости. Знаю, что вкусно, просто я…

— Ничего, я понимаю.

— Пойду к себе, прилягу.

Тяжело переставляя ноги, она побрела по коридору. Я смотрела ей вслед, чувствуя, как перехватывает горло.

Я решила одеться и убрать в доме. Нет ничего более удручающего, чем немытая посуда или захламленная гостиная. К одиннадцати все сверкало. Телефон зазвонил, когда я драила кухню. Бросив довольный взгляд на свою работу, я взяла трубку.

— Алло?

— Привет, Эмили! Это Джек.

— Привет.

До чего приятно вновь услышать его голос!

— Как вы там? Как тетя?

— Держится.

— А ты?

— Тоже.

— Буду очень рад тебя увидеть. В любое время, когда захочешь.

— Ну, Би сейчас спит. Думаю, ты можешь прийти.

Джек появился примерно через полчаса. Похоже, ему понравился дом; вернее, Джек смотрел на него с благоговейным трепетом.

— Здесь так красиво! — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Мне всегда хотелось узнать, что тут.

— Наверное, представлял себе чудовищ и привидения?

— Ага! И гремлинов.

Мы пошли в ланаи, и я закрыла дверь под предлогом, что боюсь потревожить Би, хотя на самом деле просто не хотела, чтобы она разволновалась, если вдруг выйдет из спальни и наткнется на Джека.

— Может, лучше спрячемся в чулане? — предложил он с озорной улыбкой.

— Может, и спрячемся, — ответила я в тон, когда мы сели на диван лицом к заливу.

Джек взял меня за руку, а я положила голову ему на плечо. Какое-то время мы сидели молча, смотрели, как взъерошенный дрозд с рыжей грудкой подцепил клювом веточку и взлетел на дерево неподалеку.

— Этот остров — идеальное место для писателей, — заметил Джек.

Я кивнула.

— Да, здесь полно сюжетов.

— Я вот что думаю… Ты сказала, что ищешь вдохновение для следующей книги. А тебе не хотелось написать историю об этом месте? Чтобы действие происходило на острове Бейнбридж?

Я выпрямилась и посмотрела на Джека, который сидел с задумчивым видом. Он любил остров так же сильно, как я, о чем свидетельствовали его картины. Но в его словах я услышала нечто более глубокое, исполненное тайного смысла, и теперь вглядывалась в лицо Джека, пытаясь отыскать разгадку.

— В моем сердце уже есть история, — осторожно сказала я, глядя на старую вишню, которая много лет с замечательной стойкостью принимала удары северного ветра. Я часто забиралась на нее в детстве, часами сидела среди ветвей, поедая кисло-сладкие вишни, и придумывала истории о других маленьких девочках, которые залезали на дерево задолго до меня. — Наверное, я боюсь.

Джек перевел взгляд на меня.

— Чего?

— Боюсь, что не смогу изложить ее красиво и убедительно, а она этого заслуживает. Моя первая книга была… совсем другой. Нет, я, конечно, горжусь ею…

Джек смотрел на меня, как будто точно знал, что я хочу сказать.

— Она шла не от сердца, да?

— Вот именно.

— Ты нашла, что искала? — спросил он, глядя в окно на птиц.

Я подумала о тетради в ящике комода в моей комнате и вдруг поняла, что отыскала нечто более важное: на страницах дневника и в объятиях Джека.

— Думаю, да, — прошептала я, переплетая пальцы с его пальцами.

— Не хочу, чтобы ты уезжала.

Его голос звучал сильно и уверенно.