Некоторое время Коннор молчал. Съехав с дублера, они снова прыгали по ухабам узкой грязной дороги, приближаясь к главному входу.

– Где спрятаны деньги? – тихо спросил он.

– В пассажирском кресле, – сразу ответила Деа. – С нижней стороны есть дыра, через нее в сиденье засунут чулок. Должен быть на месте. В прошлый раз был, я проверяла.

Деа снова легла на заднее сиденье – Коннор свернул на парковку. Она вдруг ощутила себя беззащитной: каждые несколько футов они проезжали под фонарем, и яркий светящийся диск обливал ее светом. Она вжалась в нишу между передними и задними сиденьями; теперь заметить Деа было почти невозможно.

Коннор остановил машину и выключил мотор. Снаружи слышались голоса. Сколько же в округе копов – десять, двадцать, больше? Сколько из них знают – или думают, что знают, – о Деа и ее матери?

– Сиди тут, – тихо сказал Коннор, не поворачивая головы. – Я запру машину. Никому не открывай.

– Ладно, – прошептала Деа. На секунду ей стало страшно оставаться одной в темноте, но другого выхода не было.

Коннор ушел.

Скоро ноги Деа свело судорогой, но она боялась шевельнуться. В отделение постоянно входили и выходили люди; раздавались голоса, хлопали двери, разговоры резко прерывались или затихали вдали. Деа пыталась представить, где Коннор и что он делает. Он уже должен быть в здании. Наверное, идет к дяде, по пути соображая, где запасные выходы. Но от волнения мысли Деа сбивались, и в голове назойливо крутилась картинка, как Коннор сидит в пустой белой комнате с двусторонним зеркалом.

Или – от внезапной мысли у Деа перехватило дыхание – он решил ее выдать. Может, он уже жалеет, что взялся ей помогать?

Она отмахнулась от этой ерунды, но беспокойство не проходило. Дыхание густело и рассеивалось, пот катился по спине и собирался под мышками. Деа мечтала о душе, о сильных струях воды или о горячей ванне. Мать всегда наливала самые лучшие ванны, с густой, как сливки, пеной пузырьков, от которой поднимался прекрасный аромат.

Деа казалось, что вот сейчас она проснется и все пережитое окажется сном.

Кошмаром.

Минуты шли. Ей было физически плохо от голода, тревоги и изнеможения. Казалось, она сбежала из больницы пару дней назад, хотя не прошло и нескольких часов. Деа не помнила, обедала ли сегодня. Вроде бы нет – от волнения кусок не шел в горло. Правая ступня онемела; Деа попыталась повернуться и задела локтем учебник, за которым на пол стайкой полетели покоробившиеся от воды листки со следами кофейных кружек. Снаружи шума не услышали – никто не подошел. У Деа мелко дрожали мышцы бедер. Она подалась назад и присела, переместив тяжесть с ног.

Где, черт побери, носит Коннора? Сколько времени прошло – десять минут, двадцать? Она готова просидеть всю ночь, если придется, но если Коннора задержали, рано или поздно придется что-то делать. Жаль, что он не оставил ключи, но в этой одежде можно спокойно выйти из машины и добрую минуту не привлекать к себе внимания.

Совсем близко послышался разговор на повышенных тонах, быстрый обмен репликами, которых Деа не разобрала, и вдруг дверь со стороны водителя открылась.

Это был Коннор. Даже со спины Деа видела, что его слегка трясет от усилий сохранить самообладание.

– Удалось? – прошептала она.

– Тс-с, – он завел мотор. – Да. – Через секунду набитый конверт тяжело упал к ее ногам. Деа подняла его и положила на колени. Все на месте. Две тысячи долларов, если не больше.

– Нормально прошло? – спросила она. Ей страшно хотелось сесть и вытянуть ноги, но она не решалась двигаться, пока отделение полиции не останется позади.

Коннор промолчал. Деа решила, что он не расслышал.

– Коннор? – громче позвала она.

Он вздохнул и ответил, показавшись вдруг намного старше:

– Теперь твоя очередь рассказывать.

Когда Деа решила, что уже безопасно, она выбралась из ниши – ноги ныли и плохо слушались, – чувствуя себя тряпкой, вытащенной из забившегося стока. Она даже порадовалась, что Коннор не останавливался и нельзя было пересесть вперед: с заднего сиденья рассказывать казалось легче – можно не смотреть ему в лицо, силясь отгадать реакцию.

Деа рассказала все: как все началось, как ее учила мать, как она заболевает, если долго не ходит в сны. Она перечислила основные правила, упомянув, что птицы – вестники, что спящие подсознательно реагируют на вторжение, а миры распадаются, когда заканчивается сон, поэтому, если не поостережешься, можно оказаться в ловушке.

Она сказала, что именно это, судя по всему, и случилось с ее матерью: Мириам каким-то образом застряла в кошмарах Коннора.

Этому могло быть лишь одно объяснение: Мириам связана с безликими, иначе как она проникла в сон Коннора?

Но о чудовищах Деа решила пока не рассказывать. Она не готова была объяснять, что мать предупреждала ее остерегаться зеркал и воды и что теперь ей самой стало понятно – они служат порталами между мирами. И что безликие из сна Коннора увидели ее, устроили погоню и проникли в реальный мир, сгустившись из дождевой влаги на мокром шоссе.

Когда она договорила, Коннор долго молчал. Тишину нарушало только шуршание шин. Было совершенно темно – Деа не видела, где заканчивался асфальт и начинались поля, не знала, куда они едут. Изредка попадались неожиданные оазисы цивилизации – созвездия огоньков на горизонте или рекламный щит у дороги, с которого на проезжающих смотрела силиконового вида девица с толстыми губами и фальшивой грудью, позировавшая на высоченных каблуках, или объявлялось об открытии клиники планирования семьи. Заметив вывеску: «Своими глазами: самые красивые девушки в Огайо», Деа сообразила, что они направляются на восток и уже пересекли границу штата. Они проехали биллборд с ободранной рекламой и большим граффити: «Иисус спасает». Надпись на секунду загорелась в свете фар, будто начертанная пламенем. Деа кольнула грусть: если бы все было так просто…

– Я так и знал, – сказал наконец Коннор. – Ты там была. Я знал, что ты мне не приснилась. Это совсем иначе… – Он снова замолчал. Деа с огромным облегчением убедилась, что Коннор не сердится и не проникся к ней отвращением, и боялась испортить все неосторожным словом. – А ты всегда… была такая? Всегда ходила в сны?

Деа кивнула, но сообразила, что он ее не видит.

– Да.

– А что произошло? Почему все вдруг полетело к чертям?

Из-за тебя, чуть не ответила Деа и поняла, что это правда. Все пошло вразнос, когда они познакомились: мир заиграл новыми красками, ей захотелось сблизиться с Коннором, узнать его секреты, проникнуть в темные закоулки его подсознания.

Потому что она влюблена в Коннора. Это тоже правда, с абсолютной ясностью поняла Деа. Она влюблена в него из-за ямочки на подбородке и привычки юморить даже с незнакомыми. Она любит его за мягкие футболки и то, как он произносит ее имя – будто слово песни, которую знает наизусть. Потому что Коннор настоящий друг, веселый и умный, он прошел через ад и не сломался, не возненавидел весь мир и не начал мстить.