ты дышишь. А Фенна металась, и кричала, и дрожала так, что иногда скатывалась с кровати, а я не знала, как охладить влажные тряпицы, которые клала ей на лоб – едва коснувшись ее кожи, они нагревались и делались бесполезными. В вашу комнату входили только Бендикс, Бром и я – мы чувствовали, что не должны рисковать здоровьем слуг, которые пока не заразились. Каждый из нас дежурил около вас по несколько часов. Помню, в тот день Бендикс провел с вами все утро, я пришла около полудня, чтобы остаться до вечера, а потом меня сменил Бром. Я отправилась проведать больных слуг. Двое из них умерли в тот день – кухарка, работавшая у нас до Лотти, и судомойка. А дел было много, так что занята я была почти до полуночи. Бендикса я не видела с самого утра, но ничего такого не подумала – Бром с Бендиксом разделили между собой заботы о ферме, и я полагала, что сын где-то на территории.

Я поднялась в спальню, умыться и отдохнуть. Стояла у умывальника возле окна, когда увидела, как кто-то выходит из дома через дверь кухни. Ночь была ясная, светила полная луна, и я узнала Бендикса. Более того, он пытался уйти украдкой. Я это сразу поняла. У него никогда не получалось сделать что-либо незаметно, даже когда он был мальчишкой. Дальше… Не знаю, что меня заставило. Я накинула самую темную свою шаль, старательно прикрыла волосы и выбежала за ним. Он ушел не слишком далеко – темный силуэт явно направлялся к дороге, тянущейся вдоль леса. Несколько раз Бендикс оглянулся, но меня, видимо, не заметил. Некоторое время я просто шла за ним, держась поодаль, но потом поняла, что веду себя глупо. Все-таки Бендикс – мой сын. Я его мать и имею право спросить его, куда это он отправился тайком после заката. И я окликнула его. Он был так напряжен, что чуть не подпрыгнул, услышав мой голос. Потом понял, что это я, и когда я приблизилась, закричал на меня, ругаясь, мол, зачем я пошла за ним. Бендикс всегда был очень сдержанным, и меня потрясло, что он заговорил со мной в таком тоне. Но я тоже рассердилась, а он никогда не умел толком противиться мне, когда я злилась, так что я вытянула из него все.

Мне жаль, что наши последние слова были гневными. Жаль, что я не сказала ему, как сильно его люблю.

Катрина говорила и плакала, а у меня просто сердце разрывалось. Я не хотела, чтобы она заново проходила через это, вновь переживала последние мгновения жизни своего сына. Однако я считала, что мне нужно знать – что я этого заслуживаю. Да, Бендикс был ее сыном, но он был и моим отцом, и всю жизнь мне говорили про него неправду.

Я обняла бабушку, крепко обняла, а она прижалась ко мне, продолжая плакать. Я никогда, никогда не видела, чтобы Катрина проявляла подобную слабость, и это испугало меня. Как будто Бендикс умер вчера, а не десять лет назад.

«Для нее, наверное, это всегда как вчера, – внезапно озарило меня. – Ну разве можно привыкнуть к потере ребенка? Хотя Шулер де Яагер, кажется, не слишком-то скорбит о потере своего».

При этой мысли меня охватила ярость.

Через некоторое время Катрина взяла себя в руки, жестом предложила мне сесть в кресло напротив и повела рассказ дальше, так, словно он и не прерывался.

– Бендикс рассказал, что Шулер де Яагер поведал ему о некоем существе, которое живет в лесах – там, где кончается тропа, там, куда не ходит никто из Сонной Лощины. Шулер сказал Бендиксу, что если тот пойдет к существу и… – голос омы сорвался, но она собралась и продолжила: – …Принесет себя в жертву, существо исцелит Фенну, и тебя, и, собственно, всех в городке. Существо способно остановить лихорадку, сказал Шулер, если кто-то отважный и честный отдаст свою жизнь за других.

Ради Фенны, ради тебя Бендикс готов был на все. Он очень любил вас и хотел действовать. Хотел чувствовать, что способен решить проблему. Бендикс не стал нам ничего говорить, поскольку знал, что мы воспротивимся, а он уже все решил. Если бы я не заметила, как сын выскальзывает из дома, то уже никогда не увидела бы его. Он исчез бы в лесу, исчез без следа.

– Но почему? – взорвалась я. – Как он мог поверить хоть чему-то из сказанного этим Шулером де Яагером? Ведь Шулер просто послал моего отца на смерть – по каким-то там своим причинам! Где доказательства, что он желал чего-то иного?

– Именно это я ему и сказала, – с оттенком своей обычной язвительности ответила Катрина. – В этих лесах есть и волшебство, и опасность, но нет никакой возможности узнать, что какое-то там существо действительно способно исцелить тебя и Фенну. Это было безумие, но я не смогла убедить сына вернуться домой. Впрочем, и он не смог убедить меня, хотя еще какое-то время продолжал ругаться. Наконец я заявила, что если он хочет, чтобы я пошла домой, то ему придется отвести меня туда – и остаться там самому. Конечно, Бендикс этого бы не сделал, потому что и так еле-еле набрался смелости, и если бы вернулся, то выйти снова у него не хватило бы духу. Он этого не говорил, но я знала. Так что дальше мы пошли вместе.

Той ночью лес казался темней, чем когда-либо, и каждый шаг наполнял меня все большим и большим страхом. Справиться я с ним не могла, но и не собиралась позволять Бендиксу принести себя в жертву какому-то лесному монстру. Мы не язычники. Все это чушь, бред Старого Света, который Шулер вбил в голову моему сыну.

Бендикс не произнес ни слова, пока мы не добрались до того места, где кончалась тропа. Потом он повернулся ко мне и заявил: «Мама, теперь тебе пора домой». Я покачала головой, и он снова рассердился и сказал: «Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось», а я ответила, мол, тоже не хочу, чтобы что-то случилось с ним. А он лишь вскинул вверх руки и сошел с тропы, углубившись в чашу. Я не могла отпустить его одного, так что пошла за ним. Но, Бен, там было что-то неправильное. Я сразу это почувствовала. Как будто что-то тянуло меня, только тянуло во все стороны разом, а еще был звук, словно…

Она запнулась, и я закончила за нее:

– Словно жужжание в ушах, давящее