Генерал фон Клейст, получив разведданные о прибытии французских подкреплений, приказал Гудериану остановить наступление, пока не подойдут дополнительные немецкие части, которые смогут обезопасить его фланги. Однако после очередной ужасной ссоры Гудериан все же смог убедить фон Клейста продолжить наступление силами 1-й и 2-й танковых дивизий при условии, что он пошлет свою 10-ю танковую дивизию и пехотный полк Grossdeutschland («Великая Германия») под командованием графа фон Шверина в наступление на деревню Стонн, которая стояла на господствующей высоте. Ранним утром 15 мая, не дожидаясь подхода 10-й танковой дивизии, полк Grossdeutschland пошел в атаку на деревню. Танкисты Флавиньи упорно отражали немецкие атаки, и деревня в течение дня несколько раз переходила из рук в руки, при этом обе стороны понесли тяжелые потери. На узких улочках деревни противотанковые орудия Grossdeutschland в конце концов подбили почти все тяжелые французские танки В1, а на помощь выбившимся из сил немецким пехотинцам подошли моторизованные подразделения 10-й танковой дивизии. Полк Grossdeutschland потерял в этом бою 103 человека убитыми и 459 ранеными. Это были самые тяжелые потери немецкой армии за всю кампанию.

Генерал Корап начал отводить свою Девятую армию, но это привело к быстрому развалу французской обороны и еще больше расширило брешь в ней. Танковый корпус Райнхардта на центральном участке фронта не только догнал к 15 мая два других немецких танковых корпуса, но его 6-я танковая дивизия даже смогла вырваться на 60 км вперед в направлении города Монкорне. Это рассекло несчастную французскую 2-ю танковую дивизию надвое. Именно данный прорыв немецких войск так глубоко во французский тыл и убедил генерала Робера Тушона, пытавшегося собрать новую Шестую армию, чтобы заткнуть образовавшуюся на фронте брешь, в том, что французам уже ничего не удастся сделать. Он приказал вверенным ему частям отступать на юг от реки Эна. Между наступающими немецкими танками и побережьем Ла-Манша теперь уже почти не оставалось французских войск.

Гудериан получил приказ приостановить наступление, пока достаточное количество немецких пехотных дивизий не будет переправлено через Маас. Все вышестоящие военачальники: Клейст, Рундштедт и Гальдер – очень нервничали по поводу чрезмерно растянутого танкового клина, который стал слишком уязвимым для сильного французского контрудара с юга. Даже Гитлер, осознавая риск, начал опасаться за судьбу немецких танкистов. Но Гудериан видел, что французские войска полностью деморализованы. Ему жаль было упускать такую великолепную возможность. Таким образом, то, что впоследствии по ошибке назвали «стратегией блицкрига», в действительности оказалось в большей степени импровизацией на месте.

Немецкий танковый клин продолжил наступление, его разведывательные батальоны на четырехосных бронеавтомобилях и мотоциклах с колясками шли впереди танков. Мосты захватывали так стремительно, что французы просто не успевали их взорвать. Одетые в черную форму немецкие танкисты выглядели ужасно грязными, небритыми и абсолютно выбившимися из сил. Роммель не давал танкистам 5-й и 7-й танковых дивизий времени не то что на отдых, а даже на то, чтобы устранить неполадки в танках. Большинство немецких танкистов держались на таблетках метамфетамина и опьянения от такой грандиозной победы. Все французские солдаты, попадавшиеся на их пути, были настолько ошеломлены происходящим, что тут же сдавались без единого выстрела. Немецкие танкисты приказывали им сдать оружие и просто идти к ним в тыл, где подтягивающиеся пехотные части разберутся, что с ними делать дальше.

Во втором эшелоне наступления, непосредственно за танковыми частями, шла мотопехота. Александр Штальберг, на тот момент лейтенант 2-й мотопехотной дивизии, а впоследствии адъютант Манштейна, в изумлении смотрел на «останки разгромленной французской армии: изрешеченные пулями грузовики, разбитые и сгоревшие танки, брошенные пушки, бесконечную череду разрушений». Немецкие солдаты проходили через пустые, брошенные деревни, они шли вперед, не боясь нападений врага, как будто это были маневры, а не война. Сильно отстав от ушедших далеко вперед танковых частей, в пешем строю маршировала пехота. Ноги в сапогах горели, так как офицеры все время подгоняли солдат. «Марш, марш. Вперед. Вперед на запад, – писал один из пехотинцев в своем дневнике. – Даже наши лошади смертельно устали».

Успех при Седане был поистине чудом для немецкой армии, у которой к тому времени почти закончились боеприпасы. У люфтваффе было бомб только на четырнадцать дней боевых действий. Довольно уязвимыми были немецкие танковые и моторизованные части. Тяжелых танков Т-III и Т-IV, способных на равных противостоять французским и английским танкам, тогда в немецкой армии было мало. Армия также нуждалась в переподготовке, особенно офицерский состав, поскольку она слишком быстро выросла со 100 тыс. солдат и офицеров до 5,5 миллионов. То, что дата начала операции «Гельб» переносилась двадцать девять раз, позволило вермахту пополнить свои резервы и тщательно подготовиться к началу кампании. Если бы, как того хотел Гитлер, вторжение во Францию началось предыдущей осенью, то почти наверняка оно закончилось бы полным разгромом немецкой армии.

В Лондоне 14 мая даже военный кабинет имел довольно смутное представление о том, что происходит к западу от реки Маас. По случайному стечению обстоятельств Энтони Иден, министр иностранных дел, объявил в тот день о создании местных добровольческих отрядов обороны (вскоре переименованных в войска местной обороны). Меньше чем за неделю в их ряды записалось около 250 тыс. человек. Однако ближе к вечеру 14 мая, когда пришло срочное послание от Рейно из Парижа, правительство Черчилля начало осознавать масштабы кризиса. В послании французский премьер требовал, чтобы Англия предоставила еще десять эскадрилий истребителей для защиты французских войск от атак немецких бомбардировщиков. Он сообщил, что немцы прорвались к югу от Седана и, как он полагал, планирует наступление на Париж.

Генерал Айронсайд, начальник Имперского генерального штаба, приказал выслать офицера связи в штаб или Жоржа, или Гамелена. У англичан было очень мало информации о происходившем, поэтому Айронсайд решил, что Рейно пребывает «немного в истерике». Но Рейно вскоре понял, что ситуация даже более катастрофична, чем он полагал. Даладье, министр обороны, только что получил донесение от Гамелена, которого новости о развале Девятой армии, наконец, вывели из состояния благодушия и спокойствия. Поступили и донесения о том, что танковый корпус Райнхардта захватил Монкорне. Поздним вечером Рейно собрал в министерстве внутренних дел совещание, на котором присутствовали Даладье и военный комендант Парижа. Если немцы действительно планировали начать наступление на Париж, то необходимо было обсудить меры по предотвращению паники и поддержанию порядка и законности в городе.

На следующее утро в 7.30 Черчилля разбудил телефонный звонок от Рейно. «Мы потерпели поражение», – выпалил Рейно. Черчилль, все еще не проснувшись, ответил не сразу. «Нас разбили; битва проиграна», – в отчаянии сказал Рейно.

«Послушайте, но ведь это не могло произойти так быстро», – ответил, наконец, Черчилль. «Фронт прорван у Седана; немцы вводят в прорыв крупные силы с большим количеством танков и бронеавтомобилей». Как вспоминал впоследствии Ролан де Маржери, советник Рейно по вопросам внешней политики, после этого Рейно добавил: «Дорога на Париж открыта. Пошлите нам всю авиацию и все войска, какие только можете».