Василиса едва удержалась, чтобы не прыснуть в кулак. Её остановило только присутствие самого Кощея. Наверное, Алатана после родов немного повредилась умом, потому что уж каким-каким, но «миленьким» навий князь точно не был.

Но новоявленная княгиня на этом не остановилась, продолжила как ни в чём не бывало нести чушь:

— Если хотите знать, это я попросила, чтобы мы все собрались за одним столом — в последний раз. Больше я с вами, убогими, хлеб делить не буду. Отныне вы должны меня госпожой величать и в ножки кланяться. А не то…

Договорить она не успела. Отрада Гордеевна быстрым, едва заметным движением плеснула морошковую настойку из своего кубка прямо ей в лицо. Алатана завизжала, схватившись за глаза. На белом платье расплывались коричневые пятна. Но хуже было то, что на Кощея тоже попала пара капель. В первый миг он не шелохнулся, лишь тёмные густые брови грозно сдвинулись к переносице. Анисья, заметив это, ахнула и тут же зажала себе рот обеими руками, Марьяна втянула голову в плечи, отчего стала похожа на нахохлившуюся сороку, а Василиса почувствовала острое желание спрятаться под стол.

Но Кощей не стал ни кричать, ни топать ногами. Поддел пальцем каплю, стекавшую по щеке, слизнул её с ногтя и бесстрастно повелел:

— Уведите её с глаз долой. После потолкуем.

Тут же из теней за его спиной возникли четыре мары, подхватили Отраду Гордеевну под руки и увели прочь. Та пыталась дёрнуться, да без толку — куда ей одной, ещё и не оправившейся от ран, против четверых-то сдюжить?

— А теперь каждая из вас скажет госпоже Алатане, что услышала её законную просьбу, — так же сухо потребовал Кощей, проводя рукой над испорченным платьем своей княгини. Чародеем он был знатным — пятна тут же исчезли. А лицо ей злыдницы платком утёрли. Эх, вот и стоило Отраде себя под удар подставлять, если ущерба никакого не осталось?

В общем, пришлось Василисе вместе с Марьяной и Анисьей склонить голову и нестройным хором на разные лады повторить:

— Да, госпожа Алатана. Как скажете, госпожа Алатана.

После этих слов князь снова заулыбался — похоже, именно так в его понимании и должна была выглядеть семейная идиллия.

— Кстати, чуть не забыл… Дарина, Василиса, подойдите ко мне. Это должно было произойти ещё на свадебной церемонии, но, сами понимаете, непредвиденные обстоятельства… — он бросил взгляд на Алатану, вздохнул и так же вкрадчиво продолжил: — Каждая из вас должна получить мой знак.

Князь поманил их пальцем, взял обеих под локоть, развернул к себе боком, стянул накидку с левого плеча и резко со шлепком приложил к коже свои ладони.

Чёрт, это было больно! Нет, не от шлепка, от чар: всю руку будто огнём ожгло, из глаз Василисы брызнули слёзы, а Марьяна так и вовсе вскрикнула, пошатнулась и наверняка упала бы, если бы Василиса её не подхватила.

— А ну-ка тише! — Кощей поморщился. — Было бы с чего кричать! Ишь, неженки выискались. Разве ж это боль? Так, ерунда…

И хоть Василиса этого мнения не разделяла, но спорить с мужем не стала. Уже поняла, что перечить — себе дороже. Она взглянула на своё ноющее от боли плечо — и обомлела: на коже красовалась чёрная двуглавая змейка, Кощеев знак. У Отрады Гордеевны она такой же рисунок видела… так вот, значит, как князь помечает свою собственность.

— Ну всё, теперь за стол идите, — Кощей отмахнулся от них, как от назойливых мух, — сейчас его внимание всецело принадлежало Алатане. А та и рада была: вовсю задирала нос, ворковала и жеманилась.

Василисе стало противно: а ведь она когда-то даже помочь хотела, думала, что Алатана — хорошая женщина, а что высокомерная немного, так у всех свои недостатки. Отрада-Отрава тоже вон нравом не мила и нос задирать горазда, зато сердцем чиста и духом сильна. Что ж, значит, Алатане говорить об их планах побега не стоит, а вот Марьяне и Анисье надо будет вечером всё рассказать. Ну, то есть не всё, конечно, а только то, что Весьмир разрешил.

— А давайте все вместе выпьем за здоровье наследника, — вдруг предложила Алатана, лучезарно улыбаясь. — Берите свои кубки. И ты, Василиса, тоже бери. А то, я смотрю, что-то ты сегодня к еде совсем не притрагиваешься. Али голодом себя уморить решила?

Вот змеюка, а! Улыбается, а сама смотрит так пристально — ну и как теперь выкручиваться?

Впрочем, выкручиваться Василисе не пришлось: рука от волнения сама дрогнула, и кубок перевернулся. Хорошо, хоть не попало ни на кого — только на скатерть потекло и немного на пол. Но это злыдницы сразу прибрали.

— Ох, какая же я неловкая, — Василиса зажмурилась, предчувствуя нагоняй. — Простите, я нечаянно…

— За нечаянно бьют отчаянно, — зло огрызнулась Алатана, но Кощей большой беды в опрокинутой чаше не усмотрел. Встал, вложил опустевший кубок в Василисину руку и из своего плеснул до половины — поделился. Ох как Алатану от этой щедрости перекосило. Рожа как у злыдницы стала, глаза такие же — красные, навыкате — и молнии так и мечут. Точно испепелила бы соперницу, если бы могла.

Василиса прямо ждала, какую каверзу та ещё придумает, и предчувствия её, увы, не обманули. Алатана осушила свою чашу до дна, протянула к Кощею руки и, ластясь, что твоя лисица, заговорила:

— Возлюбленный мой княже, исполнишь ли ещё одну мою просьбу?

— Смотря какую, — хмыкнул Кощей.

— Ой, это даже не просьба, а так — просьбишка. Пускай Василиса пойдёт ко мне в услужение. Мне нужна девица бойкая, расторопная, чтобы с нарядами помогала и чтобы поболтать о своём, о женском было с кем. А душа моя к Василисушке с самого начала потянулась. Вижу, девица она добрая. Нам с ней вместе веселее будет.

Василиса забыла, как дышать: нет, ну а вдруг отдаст? Тогда ей точно крышка. Уж Алатана и Ардан найдут, как с ней расправиться, ежели она всё время при княгине будет. Либо едой отравленной уморят, либо