Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Недомерок! — ревел он. — Позор дворянства!
Сколько страсти, с ума сойти. Эту бы энергию да в мирный атом…
Рыча от боли, он вцепился мне в шею, стараясь обездвижить. Но чуть просчитался — двигаться я мог. Я вцепился зубами ему в руку, прокусил кожу и, кажется, даже вырвал кусок мяса — резьбу у меня сорвало, и глаза застелила красная пелена ярости.
На какой-то миг мне показалось, что я сам попал под безумное влияние Радаманта. Но нет, просто Денисов и правда меня невероятно бесил своей спесивой рожей.
Он по-бабьи завопил. Я вырвался, перекатился на полметра и выплюнул кусок кожи. Денисов схватился за раненую руку.
— Надеюсь, не подцеплю от тебя заразу, — сказал я, поднимаясь на колени.
И обратился к Роду.
“Яви боевую мощь. Яви, дабы защититься и наказать врага”, — попросил я.
Я едва успел перенаправить поток, который едва не разорвал меня на части. Горшочек варил так, что меня самого едва не расщепило на атомы. Почему-то когда дело касалось разрушения, Род не экономил.
Я просто выставил руки — и с пальцев сорвались белые сияющие лучи. Денисов дернулся в мою сторону, но осел, едва они достигли его груди. Забился в конвульсиях, снова рухнул на асфальт, тряс руками и ногами, точно в припадке. Из его рта потекла пена, глаза закатились.
Так, все, хватит. Стоп.
С трудом я погасил поток и осторожно подполз к Денисову. Тот лежал, словно был мертв. Я приложил пальцы к его шее и нащупал слабый пульс. Живой. Подобных козлов просто так не убьешь. К мудакам даже смерть зачастую не торопится.
Но по крайней мере этот теперь не опасен.
Тем временем аудиториумские положили почти всех абитуриентов и студентов, сражение продолжалось между преподавателями. Несколько “наших” старшекурсников тоже пострадали. Не тяжело, но они были ранены. Трое баюкали раненые конечности и пытались наспех залатать повреждения “Живой” и “Мертвой” водами.
Еще один рухнул прямо на моих глазах — к моему удивлению, от руки Ирэн. Живучая барышня, как оказалось. Матильда не зря потратила на ее обучение столько времени.
Ну все, дорогая, пора с этим заканчивать.
Окружив себя “Берегиней”, я бросился напролом. Перелетел через низкую оградку, перераспределил силу на защиту от физического урона и прыгнул на Ирэн. Мне повезло — в этот момент она отвлеклась, чтобы отбить очередное заклинание преподавателя и сделала это изящно: не выставляла блок, а разрезала “Колобок” препода своей “Косой”.
И тут я прыгнул на нее, повалив на мокрую пахнущую прелой листвой землю. Затрещали ветки кустов, которые мы зацепили. Девушка сдавленно охнула, не успев понять, что произошло. И я воспользовался преимуществом.
Обхватив ее голову обеими руками, обратился к ментальному потоку и перенаправил на разум Ирэн. Тут же зачерпнул горсточку из целебного, стараясь обезболить процесс, насколько это было возможно.
— Ааааааааа!
Она вопила так высоко, что у меня заложило уши. От страха, от боли, от… отчаяния.
— Пусти! Пустииииии!
Но я держал ее голову крепко. Она забилась в моих руках, ее тело затрясло, руки и ноги словно начали жить свой жизнью, а пальцы и мышцы лица скорчились в спазме. Это мы уже проходили. Сперва над ее мозгом надругался Радамант, а я усугублял ситуацию, чтобы снять морок.
— Н-неет, — голос Ирэн сорвался, и она перешла на хрип. Она вся горела, словно кожа раскалилась до предела человеческих возможностей. Казалось, ее кровь сейчас просто закипит. — Не могу… Отпусти… Пожалуйста…
— Прости. Ты должна бороться.
Она закатила глаза, и ее затрясло так сильно, что мне пришлось переместить голову девушки себе на колени. Кто-то подбежал ко мне, попытался что-то сказать, но я просто оттолкнул этого человека и выставил перед собой барьер.
— Не мешать! — рявкнул я, только сейчас осознав, что наорал на лысое превосходительство. — Работаю!
— Аааа….
Ирэн уже не кричала, не хрипела — просто жалобно стонала. А я наконец-то нащупал тот инородный элемент в ее сознании. Но перед тем, как вырвать его с корнем, решил сперва на него посмотреть. Я должен был понять, с чем сражаюсь.
Темный сгусток, похожий на то, как если в стакан воды капнуть чернила. Со рваными краями, неоднородный, но он проник в слои памяти Ирэн и работал на чувствах. Вытащил на поверхность все плохое — всю ненависть, зависть, страхи, боль, ярость… И превратил это в единственное, что она испытывала. Запер все остальное в дальних уголках сознания, оставив только ненависть и агрессию.
— Тихо, тихо девочка моя. Потерпи. Борись, — шептал я, зачерпывая из целебного потока больше и больше.
Слой за слоем я снимал эти эмоции, растворял их в целебном потоке и вытаскивал из ее головы. Действовать приходилось так тонко, что я ощущал себя каким-нибудь нейрохирургом. Одно неверное движение — и я навсегда изменю эту девушку.
И почему-то Род сейчас охотно делился силой. А ведь обычно не то что не допросишься, но приходилось объясняться и уговаривать. Словно источник знал что-то, чего еще не понимал я.
— Держись, Ир. Держись. Бери сколько можешь…
Я снял последний слой. “Чернила”, которые я видел, растворились, и я пустил чистый поток света, вымывая из ее разума остатки чужеродного вмешательства. Менталистка перестала биться в конвульсиях. Ее лоб резко похолодел, словно температура тела мгновенно упала градусов на пять. Лоб разгладился, и она наконец-то смогла глубоко вдохнуть.
— Ир, — позвал я. — Ир?
Она не ответила. Даже не пошевелилась. Я снова воззвал к Роду и попросил дать еще немножко силы.
“Совсем капельку, чтобы ожила. Пожалуйста”.
Я приложил пальцы к ее лбу, пытаясь согреть ими ледяную кожу. Секунда, другая, пятая…
Ирэн застонала и с трудом открыла один глаз.
— Миш?
— Ага.
— Ты… Ты…
— Все кончилось, — я огляделся по сторонам и увидел, что бой и правда прекратился.
Но тише не стало. Просто грохот и треск заклинаний сменился стонами боли — вечным спутником работы менталистов. Аудиториумские специалисты приступили к работе. Издалека доносились крики и топот лекарей. Люди бежали с носилками.
— Голова… Болит смертельно.
— Пройдет, — ответил я. — Живая — уже хорошо.
— Что… Что случилось?
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — надо мной навис Лысый. — Я должен удостовериться, что с девушкой все в порядке.
— Да, конечно. И прошу прощения за неподобающее обращение, ваше превосходительство.
Лысый кивнул.
— Отчаянным временам — отчаянные меры, — устало сказал он. — Я не в обиде.