рассыпанные на снегу незабудки, ее слезы. Леша не мог отделаться от чувства роковой ошибки. Ему нужна была Яна, но он сказал и сделал все не так. Пока Леша не мог смириться с тем, что Яна может диктовать свои условия. Как это ему придется выбирать: принять ее решение оставить ребенка или больше никогда ее не увидеть? Леша искал обходные пути, не желая смотреть самому чудовищному страху в глаза.

Леша вошел в гостиную и сел на диван. Это же его квартира, мебель в эту комнату закупал он, почему тогда все напоминает о ней? Ранее приятное одиночество сводило с ума. Если бы Яна просто сидела здесь, даже не обязательно ее касаться. Пусть бы сидела на другом конце дивана и не разговаривала с ним от обиды. Тогда Леша не чувствовал бы себя настолько никчемным.

До Нового года три дня. Яна украшала квартиру еще в начале декабря, у нее постоянно играла праздничная музыка, носила она только свитера с оленями и рождественские пижамы. Как бы настойчиво Леша не сообщал о том, как подобная атрибутика его раздражает, Яна отступать не собиралась и врубала гирлянды. Сейчас же больше всего на свете он хотел, чтобы все вернулось. Пусть бы орали слащавые песенки круглосуточно, в каждом углу торчала бы яркая хрень и Яна охотилась бы на него, чтобы напялить колпак Санта Клауса и сделать позорное фото. Зазвенел телефон, Леша ответил на автомате.

— Это Глеб. Яна в больнице, нужны ее документы.

Из Леши в миг выкачали всю жизнь, он стал сухим и скукоженным комом страха.

— Что с ней? — выдавил он.

— Началось кровотечение.

Леша положил трубку, не в силах выдавить больше ни слова. Больше всего ему хотелось раствориться, просто не знать и не думать. Страх был настолько сильным, что телефон выпал из его дрожащих рук. Бежать было некуда, Леше пришлось встать и заставить себя действовать.

Было ли ему страшно, когда он выдавливал газ на полную? Боялся ли, что Яна прямо сейчас умрет? Ужасно. Только исправить ошибку хотелось намного сильнее. Внезапно все стало неважным. Все эти их оскорбления, ревность, ссоры и недопонимания. Леша мечтал о том, чтобы услышать, что с Яной все в порядке и она не потеряла ребенка. Она хотела, чтобы он жил, в противно случае ей было бы больно. Леша хотел прямо сейчас быть с ней, словно то, что случилось между ними, было настолько давно, что уже вышел срок давности.

Серая унылая больница. Не было ассоциаций из прошлого. Лешу не пугали белые халаты, способные разрушить жизнь одним отрицательным покачиванием головы. В этот раз он вцепился в надежду, он верил только в лучший исход.

— Девушку. Ночью привезли девушку с кровотечением. Мне нужно знать, что с ней, — навалился он на первый попавшийся стол медсестры.

— Минуточку. Имя? — спросила полная женщина в очках.

— Яна. Яна Селезнева.

— Яна? Таких нет. А, вот была Ульяна Селезнева.

— Она сказала Ульяна?

Леша сглотнул ком непомерных размеров. Он и представить не мог, насколько Яну откинуло назад, раз на автомате она назвала это имя. Ей страшно и плохо, ей хуже, чем он мог себе представить.

— Мужчина, так вам кто нужен? Не понимаю.

— Да, Ульяна. Что с ней? Она жива?

— Да, конечно. Подозрение на выкидыш было, положили в стационар на сохранение.

— Она не потеряла ребенка?

— Вроде нет, я точно не знаю. Это вы утром приходите и у лечащего врача узнавайте. График и правила посещения на стенде изучите, а сейчас идите домой.

— Я здесь подожду.

Часть тревоги развеялась, вторая увеличивалась с каждым часом. Ему нужно было быть рядом, а не бессмысленно сидеть на скамейке. Время до утра тянулось непозволительно медленно, еще оказалось, что посещение только с пяти вечера. Так долго Леша бы не вытянул в неизвестности, поэтому, украв халат, поднялся в нужное крыло уже в девять утра.

Оказаться в коридоре, полном женщин с животами самых разных диаметров, было странно. Раньше к беременным Леша чувствовал напряженное опасение, он не мог отделаться от мыслей об умершей жене. Эти же женщины в количестве зашкаливающем были шумными и даже веселыми. Они смеялись и громко переговаривались, двигаясь вразвалочку. Здесь хорошо чувствовалось время, может сама жизнь: быстротечная, а в то же время замедленная. Леша смотрел на них и никак не мог представить Яну в таком же округлом состоянии. Все же сам факт того, что он думал о ее беременности, как событии необратимом, стал для него сюрпризом.

Ему даже не пришлось расспрашивать и пробираться к палате Яны. Вместе с женщиной в зеленом халате она вышла из лифта. Пустых ожиданий, что она встретит его нейтрально, не было. Все же презрение такой концентрации Леша встретить оказался не готов. Осознание того, что Яна действительно жива, успокоило, но расстояние, на которое Яна изгнала Лешу взглядом, напрягло.

— Яна, как ты?

— Да охуенно! — рявкнула она. — Че, блять, подумал, что я уже не бракованная, такую назад заберешь, да, сука? Тот второй тоже, пиздец, молодец. Мудазвоны, что Глеб, что ты. Рано радуешься, гандила, он еще во мне! Весь в меня, гены ебать! Как бы ты не швырял меня и не нервировал, он выживет и родится тебе назло, блять!

Яну всю трясло от злости, Леша не знал, как это остановить.

— Яна, я бы не радовался, если бы у тебя случился выкидыш.

— Ага, блять! Плакал бы горькими слезами! Не пизди, блять. Нахуя приехал? Мы охуенно поговорили, результат на лицо нахуй! Пиздуй нахуй отсюда и из моей жизни!

— Прости, я не хотел, чтобы так вышло. Правда. Я очень переживал за тебя. Давай спокойно обо всем поговорим, я не буду заставлять тебя делать аборт.

Ее притворная улыбка. Что-то крайне болезненное вбилось в лицо, казалось, что несмотря на ненавистный взгляд, Яна вот-вот заплачет.

— Здесь, что, блять, проходной двор?! — крикнула она на этот раз не ему. — Ко мне доебался какой — то мужик. В душе не ебу, кто это! Зайти вообще любой ублюдок с улицы может?! И убийцы и насильники?! Охуеть безопасность! Здесь есть хоть один ебучий охранник?! Этот ебаный маньячело хочет вырезать из моего живота ребенка! Да-да, блять, я знаю, о чем говорю! Можно его увести нахуй? Стоит, сука, беременную женщину нервирует!

Не то Яна сначала закрылась в палате, не то Лешу попросили покинуть отделение. В любом случае он вновь оказался в пустом холле без возможности действовать. Чувство вины увеличилось в разы. Леша тер лицо, пока не стало болеть действительно сильно. Лишь услышав