Профессор подошел к сгрудившимся возле аудитории студентам:

– Добрый день, коллеги! Вижу по вашим кислым минам, что отпраздновали вы начало учебного как следует, – в ответ прозвучали сдавленные смешки, – Поэтому я, как человек исключительной душевной доброты, не стану вас сегодня задерживать, – радостный гул, – Более того, не далее как завтра с утра, я отправляюсь в научную экспедицию. Вернусь не раньше чем через две недели. За это время, – профессор чуть повысил голос, перекрывая ставший еще более радостным гул, – За это время, вы, друзья мои, самостоятельно изучите первые две темы из методического пособия, которые получите на моей кафедре. Когда вернусь, проверю готовность. И учтите, спрашивать буду очень строго! И последнее, – профессор развернул листок бумаги, который держал в руке, и глядя поверх очков назвал четыре фамилии, – Эти господа остаются, остальным спасибо за внимание и всего доброго!

Первокурсники заспешили к лестнице, бормоча под нос «До свидания», остались Антон, Софья, Григорий и Катя.

– Ну что ж, ребятки. До меня дошли слухи, что вы жаждете археологических открытий, – Гриша с Катей недоуменно переглянулись, потом одновременно посмотрели на Антона. Тот едва улыбнувшись подмигнул и поспешил ответить:

– Да, конечно, Яков Абрамович.

– Прекрасно, вам предоставляется такой шанс. Завтра мы отправляемся в Красноярский край, в самые дебри сибирской тайги. Есть у меня одна интересная теория, – профессор поправил очки, – Но об этом я расскажу по дороге, тем более путь нам предстоит не близкий.

Еще три минуты профессор рассказывал о том, что им непременно следует взять с собой в экспедицию, потом попрощался и заспешил обратно на кафедру. Сегодня ему предстояло еще очень много дел.

Гриша что-то шепнул своей подруге, та кивнула, а он, положив руку на плечо Антона, отвел его чуть в сторону.

– Это как понимать?

– Слушай, – Антон посмотрел приятелю прямо в глаза, – Совершенно чумовой профессор организует экспедицию. Две недели на природе, без всякой учебы. Отличная компания, песни под гитару возле костра. Романтика, охереть! Главное, что для родителей, – он показал глазами на девушек, – Маза чумовая. Ну, соображай! Мы, девчонки, водка, отдельные палатки! Ты и мечтать о таком не мог!

– Водка говоришь? Песни и палатки, – Гриша почесал затылок, – Это круто, друг! Очень круто! Но я все равно не понимаю, почему он вдруг выбрал нас. Нет, я не против, я даже за, но почему мы?

– У-у-у, у нас с Софьей тут образовался неожиданный блат в высших научных кругах и я не замедлил воспользоваться возможностью, чтобы пропихнуть ваши кандидатуры.

– Блат это… – Гриша вопросительно глянул на стоявшего в стороне Сергея, который уже о чем-то мило беседовал с Софьей и Катей.

Антон в ответ довольно кивнул.

– А кто он такой?

– Потом, потом.

– Ладно. Но он хоть как?

– Нормальный парень. Ты, это, давай решайся!

– Да я-то готов. Отпустят ли Катю?

– Вот вы и займитесь этим вопросом! А если будут проблемы, звоните мне, что-нибудь придумаем!

– Добро, – парни хлопнули по рукам, – Ну мы тогда двинули, дел то до жопы, надо ж собраться и все такое.

– Давайте, давайте, – подбодрил Антон, – Завтра в одиннадцать на крыльце.

– Ну, будь, – и Гриша своей развалистой походкой, подхватив по дороге Катю и кивнув Софье и Сергею, двинулся к лестнице.

– Ну что ж, учеба на сегодня закончилась, – Антон подошел к Софье и Сергею, – предлагаю пойти немного прогуляться, благо небо, кажется, разъяснилось.

– С удовольствием, – поддержала предложение Софья, – но только не долго. У моей мамы сегодня день рождения. Гости соберутся в шесть, а мне еще нужно приготовиться к отъезду, переодеться, привести себя в порядок, ну вы понимаете.

– Ладно, пройдемся до набережной и обратно. Может быть, Сергей расскажет нам свою историю. Потом я отвезу тебя, малыш. Сергей ты как?

– Я не против, – кивнул итальянец.

Софья вклинилась между молодыми людьми, взяла их под локти и пропела:

– Вперед сэры и сеньоры!

Максим Юрьевич Ударцев проснулся с жуткой головной болью. Рот был словно выстлан изнутри наждачной бумагой. Почему-то ощутимо ныли колени. Он повертел головой, пытаясь сообразить, где находится. Осознание с трудом проникло в пульсирующий болью мозг. Это была служебная квартира в одной из пяти панельных пятиэтажек в центре Нижней Семеновки. Он с помощником провел здесь уже четыре дня. Что, черт возьми, они здесь делали? Ответ пришел вместе с очередным приступом боли. Они напали на след. Спустя полтора месяца. Мужчина со шрамом и симпатичная девушка, предположительно дочь. Приехали на заготовки и остановились у какой-то старухи… Ударцев попытался вспомнить имя. И не смог. С большим трудом он поднялся с постели. Голова закружилась. Зачесались ладони. Он огляделся в поисках своего помощника. Но в комнате никого больше не оказалось. Рвота накатила внезапно, как лавина. Он только успел сделать пару шагов по направлению к ванной, когда его согнуло пополам. Отвратительная коричневая масса, разбавленная кровью вылилась на дешевый линолеум тремя неодинаковыми порциями.

– Что ж это такое? – слабым голосом пробормотал следователь, и пошатываясь продолжил свой поход к ванной комнате. Каждый шаг отдавался в коленях, ладони зудели все сильнее. Пелена окутывала мозг.

Что-то произошло ночью. Что-то странное.

Он вывалился в коридор. Помощника по-прежнему не было видно. Скребя ногтями запястья, он добрался до ванной. Напился воды прямо из-под крана. Кое-как умылся. Нужно было спуститься во двор, найти помощника. Пошатываясь Ударцев натянул свои рубашку и костюм. Как в тумане завязал галстук, втиснулся в коричневые ботинки. Вспомнил про блевотину.

– Потом уберу, – промямлил следователь и вышел, почти вывалился из квартиры.

Квартира была на втором этаже. Но путь вниз занял у Ударцева, как ему показалось целую вечность. Улица встретила его порывом мокрого ветра. Двор был пуст. Он повернул направо и зашагал к улице. Колени ныли все сильнее. Боль пульсировала в висках. А из глубины желудка поднималась доселе неизведанное чувство. Оно было похоже на голод и жажду одновременно. Только с оттенком толи ярости, толи азарта. Ударцев попытался прислушаться к этому новому ощущению, но виски пронзили иглы боли. Он застонал и ускорил шаг. А через мгновение, сразу после того, как он свернул за угол серой панельной пятиэтажки, Максим Юрьевич Ударцев закричал.

Его напарник, в своей вечной ветровке, сидел на коленях возле низкого покосившегося забора и рвал зубами тело дохлой, неощипанной курицы. Его лицо было измазано кровью, вокруг рта налипли перья. Он поднял голову на крик. Посмотрел несколько секунд оценивающе, а потом вернулся к своей отвратительной трапезе.