* * *

Когда Элинор вошла, Уолтер открыл свой единственный глаз, встал и поклонился ей. Он выглядел совсем больным, и, несмотря на загар, лицо казалось серым.

— Мы с хозяином благодарны вам за гостеприимство, миледи, — сказал он. — Наше паломничество по святым местам было долгим и трудным, и я боюсь… — он с беспокойством и печалью поглядел на хозяина, уже сидевшего на постели, — …боюсь, что оно не сможет продолжиться, пока в здоровье сэра Мориса не наступит заметного улучшения.

— Быть может, у вашего хозяина есть семья, — предположила Элинор, — которой я могу сообщить о том, где он находится, и они сумеют прислать еще кого-то для помощи ему?

— Никого нет.

Ответ был резким. В голосе Уолтера слышался страх. Или злость? Так показалось Элинор. Она мягко произнесла:

— Те, кто обследовал вашего хозяина, заверили меня, что телесных повреждений, причиняющих ему боль, у него сейчас, к счастью, нет.

— Я уже имел честь говорить вам, что ожидаю помощи в исцелении его души, а не бренной плоти.

Элинор почувствовала, как в ней растет раздражение. Хотя по сути его слова были достаточно вежливы, в них она уловила явную насмешку и надменность. Это проглядывало даже в том, как он сложил свои тонкие губы.

— С Божьей помощью, — холодно произнесла она, — того же хотим и мы.

Ее собеседник уронил голову и начал пристально изучать ладони своих рук. Это продолжалось довольно долго.

— В чем причина, по вашему суждению, такого состояния сэра Мориса? — наконец спросила Элинор.

— В том, что у него есть душа, миледи.

— У всех смертных она есть, однако не все приходят в такое состояние и ищут прибежища в монастыре.

— Но вы, миледи, тоже нашли его здесь, не так ли?

Какая у этого слуги правильная, даже изощренная речь. Она испытующе посмотрела на него:

— Я не припомню, сэр: мы не встречались когда-либо в прошлом?

— Нет, миледи. — Голос его зазвучал мягче. — Еще раз прошу прощения за неучтивость моей речи, но мне так давно не приходилось беседовать с благородными дамами.

Она решила пропустить его извинения мимо ушей и сказала:

— И вы, и ваш хозяин пострадали от серьезных ран. Вы были на войне?

— Несчастный случай во время охоты. — Он показал на свой глаз. — Мой хозяин…

Элинор перевела взгляд на Мориса. Юноша пристально смотрел на нее, потом повернулся спиной. Он был раньше весьма привлекателен, подумала она. И потому этот ужасный шрам через все лицо должен причинять ему особенные мучения.

Так и не договорив предыдущую фразу, Уолтер произнес:

— Ухаживать за милордом совсем не просто, и я, как видно, потерял умение управлять собой, за что приношу извинения снова и снова.

Лицо его исказилось гримасой, и Элинор решила, что он испытывает некую душевную боль. Кроме того, она поняла, что он избегает любых вопросов и предпочитает на них не отвечать. В общем же, она не ощущала в нем затаенной злобы и сама не испытывала к нему неприязни; его же отношение к тому, кого он называл хозяином, вызывало у нее только одобрение и симпатию.

— Я от всего сердца прощаю вас, — сказала она. — Но скажите все-таки, как еще мы можем помочь вашему спутнику? Молитвы и лекарственные снадобья — это в наших силах, но что еще?

Уолтер поднял голову. В глазах его читались благодарность и сожаление. Те же чувства были и в голосе, когда он произнес:

— От имени своего хозяина, миледи, приношу вам и сестре Кристине искреннюю благодарность за внимание и заботу.

— Мне сообщили, что коронер Ральф вызвал у сэра Мориса очередной приступ?

Уолтер ничего не ответил. Элинор снова заговорила:

— На него так подействовал вид мертвого человека?

— А кому вид изуродованного трупа может доставить удовольствие?

Теперь была очередь Элинор промолчать, и Уолтер продолжил:

— Конечно, миледи, в иных случаях вид поверженного врага может вызвать удовлетворение. Но это был не тот случай, и мой хозяин кричал не от радости.

Что ж, подумала Элинор, пожалуй, я получила ответы почти на все вопросы, которые хотела задать. Этого Уолтера отличает незаурядный ум.

— Боюсь, стоны больных и умирающих, которые он тут слышит, причиняют вашему хозяину не меньшие мучения, чем опознание трупа, — сказала она.

Уолтер кивнул.

— И потому, миледи, я просил бы об отдельном помещении, если можно. Сэр Морис к тому же обуреваем тяжкими сновидениями. Кошмарами. Он пробуждается от них с криками, которые могут всполошить всех. Или вскакивает и начинает метаться по комнате.

Элинор с участием покачала головой:

— Сожалею, но этот занавешенный угол — все, что мы можем предложить. У нас нет помещений для гостей, монастырские кельи заняты. Я попрошу одного из братьев уделять больше внимания вашему хозяину, и, конечно, сестра Кристина не оставит его своими заботами. С коронером я тоже поговорю, чтобы он больше не волновал сэра Мориса.

Она еще некоторое время молча смотрела на безмерно утомленное лицо Уолтера, подавляя в себе желание задать еще несколько вопросов — правда, без особой надежды на удовлетворяющие ее ответы, — и потом решила оставить его в покое. Из общения с ним она вывела почти твердое заключение, что эти двое не могут быть убийцами. Как и брат Томас. Хотя у них у всех имеются какие-то свои тайны, которые остаются нераскрытыми. Ох, как ей надоели эти тайны! Как они беспокоят, чтобы не сказать — пугают ее! Почти так же, как само убийство.

Надо отыскать убийцу! Если бы она могла как-то помочь в этом Ральфу!

Примерно в то же время Томас также направлялся к лазарету. В груди клокотала обида, злость, стыд. Первое относилось больше всего к Ральфу, остальные чувства распространялись на самого себя. Они, эти чувства, ускоряли шаг, лицо и тело сделались влажными, несмотря на холодный ветер, и Томас с кривоватой усмешкой подумал, что если он сейчас подхватит сильнейшую простуду и, чего доброго, отдаст Богу душу, то это будет весьма некстати, хотя бы потому, что эта самая душа находится пока еще в лапах Дьявола и никак не вырвется из них.

Он не выполнил предписание своей настоятельницы уделить немалую часть времени молитве, которая принесет успокоение, его что-то подняло с колен — успокоение не наступило, и вот он мчался по монастырскому двору.

Что я наделал только что? — стонал он в душе. Зачем дал настоятельнице ключи к секретам, которые не имел права разглашать? И как я смогу примириться с Ральфом, не открыв ему хоть что-то похожее на правду? Разве его устроят выдумки? И разве это честно с моей стороны? Чем я тогда буду отличаться от тех безумцев или полубезумцев, которых он уже выслушивал?.. Уж лучше, наверное, — пришел он к нелепой мысли, — сидеть и дальше под замком — с такого и спрос иной: на мне — подозрения. Но теперь я снова на свободе, а значит, невиновен и должен как-то эту невиновность подтвердить. Но как?..