Сафие бросила взгляд на лежащее навзничь тело. Дрожь старого знакомого чувства — волнением или страхом оно было? — пробежала у нее по спине.

«Нашли в садах… Гм, я примерно знаю, кого ты там искал. Не предательством ли ты отплатил мне? Вряд ли. Впервые за столь долгие годы — нет, не может быть!»

В комнату вошел лекарь, которого она велела позвать, им оказался один из белых евнухов дворцовой школы. Как не похож он был на того, вчерашнего, сразу же отметила Сафие и стала внимательно наблюдать за тем, как он, с трудом передвигая ноги, шел к ложу больного, оглядела его землистого цвета лицо и отметила про себя, что такого цвета бывают пауки, притаившиеся на старых деревьях.

Отвесив почтительный поклон в сторону экрана, скопец направился к временному ложу, на котором устроили Хассан-агу. Группа старших черных евнухов подалась назад, освобождая ему проход. В помещении воцарилось глубокое молчание, когда врачеватель приложил ухо к груди больного и стал выслушивать его, одновременно пальцами нащупывая пульс на шее.

— Во имя Аллаха всемилостивейшего, — голос его прерывался от волнения, — он жив.

Общий вздох облегчения, подобный порыву ветра, с шорохом срывающему жухлые осенние листья, пролетел по комнате.

Приободрившись, врачеватель поднес к глазам ладонь больного и принялся ее осматривать. Ногти огромного евнуха были так же страшны, как он сам, — желтые, как старая слоновая кость, загнутые, толстые. Опять комнату затопило глубокое молчание; с неподвижностью, отработанной годами строжайшего подчинения дисциплине, евнухи терпеливо стояли в стороне. Наконец откуда-то из толпы раздался голос:

— Скажите нам, что случилось с Хассан-агой?

Говорил один из самых молодых. Чуть повыше остальных, более широкоплечий, чем они, он обладал голосом высоким и нежным, словно флейта, до странности противоречившим его неженственному облику. Тотчас зазвучали и другие голоса, словно ободренные чужой смелостью:

— Да, да, скажите нам!

И, будто заговор тишины оказался нарушенным, в затемненном помещении все зашевелилось. Со своего места за экраном валиде могла наблюдать за тем, как покачиваются белые колпаки над черными лицами, как возбужденно их обладатели кивают друг другу.

— Нашего Хассан-агу отравили?

Она увидела, что новый вопрос задал тот же человек, это был евнух по имени Гиацинт.

— Ах-х, ах-х, нет! — До нее доносилось их испуганное учащенное дыхание. — Неужели яд?

Некоторые из младших евнухов, те, что раньше молчаливо стояли в наружном коридоре, теперь стали наседать на передних, пытаясь войти.

— Кто это сделал?

Причудливое эхо их визгливых голосов разносилось, наполняя собой комнату.

— Тихо! — вмешался один из старших стражей, хранитель ворот. — Дайте врачевателю осмотреть его. Подайте назад!

Но если его и услышали, перемен никаких не произошло, помещения никто не покинул. Все стремились видеть, что творится с их главой.

Требуя молчания, поднял руку врач. Дождавшись относительной тишины, он отвел вверх тунику Хассан-аги и тут же, потрясенный увиденным, опустил ее обратно. По помещению поплыл отвратительный смрад покойницкой, вонь гниющей плоти и застоявшейся мочи.

— Ах-х-х! Он умирает! — снова раздался общий стон.

— Гниение началось у него в ногах.

Евнухи сокрушенно качали головами, стоны их стали громче.

— Кто это сделал, заплатит нам. Его потроха еще будут валяться на земле.

— Помолчите все! — Молодой евнух Гиацинт теперь стоял на коленях подле тела больного. — Смотрите! Он не умер.

Это было правдой. Лежавшее до того в полной неподвижности распухшее тело неожиданно шевельнулось. Губы дрогнули, словно пытаясь произнести какие-то слова.

— Во имя Аллаха! — взволнованно воскликнул хранитель ворот. — Он что-то говорит!

Евнух Гиацинт наклонился ниже и прижался ухом к губам Хассан-аги.

— Голос его очень слаб. Ничего не разобрать.

Губы черного евнуха вновь задвигались, пот выступил на лице.

— Он говорит… он сказал… — Лоб молодого евнуха пошел морщинами от усилия расслышать шепот больного. Когда он резко поднялся на ноги, выражение его лица изменилось. — Он сказал, что умирает из-за сахарного кораблика, который прислали во дворец англичане. Яд был в том лакомстве.

Менее чем в миле от взволнованно загалдевших евнухов Пол Пиндар, секретарь посольства Британии в Стамбуле, стоял на палубе «Гектора».

Миновал целый день после посещения им звездочета Джамаль аль-андалусийца в его башне, но возможности продолжить так неудачно прерванный визит пока не представилось. Посольские обязанности — подготовка столь долго откладываемого преподнесения дара английской короны султану и так же давно ожидаемого вручения верительных грамот посла — отнимали все его время. Возможно, и нынче будет то же самое. Как раз сегодня утром один из самых старших дворцовых чиновников, глава отряда янычар, сообщил о своем намерении осмотреть английский корабль, и посол отдал приказ всему экипажу срочно подготовиться к визиту.

Сейчас, среди суеты идущих полным ходом приготовлений, секретарь представлял собой единственную неподвижно стоящую фигуру. Глубоко задумавшись, он инстинктивно ловил слухом знакомый скрип снастей, приноравливался к размеренному раскачиванию палубной доски под ногами.

Солнце щедро заливало светом ослепительно-синие воды бухты Золотой Рог с их обычной для этого времени дня суетой: по воде сновали рыбачьи каики и маленькие быстроходные ялики, узкие длинные барки, спеша, развозили дворцовых чиновников по их ежедневным делам, неуклюжие паромы прокладывали путь по босфорским водам, возвращаясь от молчаливых лесов Черного моря с грузом мехов, льда и древесины. У галатского берега теснился лес стройных мачт стоявших на якоре судов. Гребцы одного из военных кораблей оттоманского флота мерными взмахами весел вели его к гавани, где султан держал свой флот.

Если глаза Пола и различали что в этой суете, по виду его это было незаметно. Взгляд англичанина был устремлен в одном направлении — к золотым крышам и минаретам султанского дворца. Возможно ли то, что сообщил ему Керью? Неужели Джон не ошибся и действительно видел Селию в тот день? Пол пристально вглядывался в знакомые контуры: высокие крыши, длинный ряд похожих на перечницы кухонных труб. Где-то далеко за верхушками кипарисов резко блеснуло под лучом солнца стекло.

«Может быть, это ее рука закрыла сейчас окно, может быть, за ним стоит моя невеста, — пришла ему в голову внезапная мысль, — стоит в какой-то незнакомой мне комнате и глядит прямо сюда?»

Все годы, что он вел торговлю, до него доходили рассказы бывалых путешественников о том, как те или иные из добрых англичан обратились в мусульман, приняв их веру, и теперь процветают под властью владык Востока и даже заправляют их делами. Он определенно знал, что несколько таких людей и сейчас пребывают во дворце султана.