– Зачем? – простонала я, приседая и хватаясь за голову. – Зачем вы, босс, доверили двум этим парням такого опасного… хищного зверя? Он расправился с ними шутя, как с детьми. Какая выучка, господи… Даже Мишу Филипчука, даже его!

– Я подозревала, – Анна Ивановна выступила вперед и откинула с лица русые волосы. – Сегодня утром… он был какой-то не такой. Я случайно зашла в тир… Он развесил там карты и стрелял в них из пистолета… почти не целясь. И это прямо в церковной рясе! А когда я спросила… у него еще такое лицо было… я спросила, что он делает, он улыбнулся и сказал: тренируюсь, дочь моя. И вышел…

…А потом был кошмар. Всех сморил, повалил тяжелый, свинцовый сон. Я сама находилась в каком-то полузабытьи. Не знаю… Мне невыносимо хотелось заплакать, и было больно дышать. Хал ворочался в болезненном, тяжелом, чутком сне, его трясло, и я не отходила от него и еще от одного охранника, которому священник-убийца проломил голову. Родион рыскал по дому как загнанный, и я слышала его дробные шаги, скатывающиеся по лестницам опустевшего, осиротевшего дома. Я не знаю, что он искал, но, верно, у него были какие-то причины так активно проводить время. Я понимала, что мой босс просто так не станет тратить свою энергию, ибо он не был любителем физических упражнений и многочасовой беготни. Его больше устраивало уютное кресло у нас в офисе.

Наутро я застала его сидящим в кресле. Он был бледен, глаза закрыты, но он не спал. Он держал в руках фигурку человечка, так показательно и нагло оставленную в эвакуационном ходу. Тут же была и записка. Она лежала у босса на коленях.

– Ну что? – спросила я. – Есть мысли, босс?

– Мыслей предостаточно, – тихо сказал он. – Но мы, как известно, версий не измышляем, если ты об этом. Многие детали этого своеобразного дела мне уже ясны. Не буду пока давать выкладки, но в целом дело близко к завершению. – Его глаза блеснули. – Конечно, те, кто проворачивал это, должны обладать громадным запасом хладнокровия и профессионализма. Должен быть и дополнительный фактор. Но о нем, верно, мы узнаем у них самих.

– У кого? О ком вы говорите, босс? Об отце Валентине… Вы вычислили его подельников?

– Отец Валентин? – Лицо Родиона Потаповича скривила короткая усмешка. – Это он только с недавних пор отец Валентин. А кто он на самом деле – мы скоро узнаем. Хотелось бы узнать и еще одно…

– Что именно?

– А именно: на чем я отсюда поеду. Я ведь взял твою машину, Мария…

– Очень любезно с вашей стороны.

– Да, правда. Ну вот, взял я ее, думал, что как взял, так и поставлю, ну и…

– И?.. – затаив дыхание, пролепетала я.

– …и этот негодяй, этот святой Валентин легко «убрал» сигнализацию – она была включена, поскольку машина стояла за пределами огороженной дачной стоянки, так как там не было уже места, – он прокатил машину руками с сотню метров, чтобы в доме не услышали звука заработавшего мотора, а потом преспокойно уехал. Судя по тому, какие следы остались после манипуляций нашего святоши, все именно так и происходило. Я выходил на рассвете и все это обнаружил. Да, и вот что. – Он вынул из кармана второго толстого человечка, не замечая той гримасы, которая проскользнула на моем лице при известии о том, что у меня, кажется, теперь нет машины. – Мария, взгляни. Вот тот человечек, что был подарен Маминову на день рождения. А это тот, который был подкинут вчера, при похищении Павла Борисовича. Есть отличия? Если есть, то назови те, которые ты обнаружила.

– Ну, у того… – поколебавшись, проговорила я, – у того вроде цилиндр побольше…

Я взяла в каждую руку по «капиталисту-финансисту», пристально посмотрела сначала на одного, а потом на другого и сказала:

– Ключ. У них на шее разные ключи. Один совершенно бутафорный, разве что с заказной гравировкой 350. Наверно, хотели написать: тридцать пять, по числу исполнившихся лет, а вышла накладочка. Тот, что подарил Павел Борисович нашему банкиру. А второй… второй, по всей видимости, тоже бутафорный, но он что-то символизирует.

– И вот в этой записке зашифровано, что этот ключ, пусть даже символически, открывает, – закончил Родион. – Да, кстати, ты не заметила. У него под ключом – жетончик для камеры хранения. Давно не был на вокзалах, но, кажется, именно так. Раньше пятнадцатикопеечную монетку в щель бросали, а теперь уж и не знаю что. Дескать, догадывайтесь.

– Но это же совершенно… совершенно неуместные ребусы, какие-то шарады. Чистой воды издевательство.

– Нет, дорогая. Ты не права. Это не издевательство. Это – игра. Жестокая, кровавая – игра. И, верно, это самая интересная и опасная игра, какую я когда-либо встречал в своей жизни, – тихо проговорил босс.

Банкир Маминов кусал пепельно-серые губы и переводил взгляд с Родиона на меня, а с меня на проклятого шарпея Счастливчика, который едва не покусился на одного из толстых игрушечных человечков. Отгонять несносную животину выпало, как это водится в нашей конторе, мне.

– То есть вы хотите сказать, Родион Потапович, что этот ключ, что висит на шее у этого игрушечного буржуя… этот ключ открывает какой-то замок?

– Совершенно верно. Я так предполагаю даже, что камеру хранения.

– Но как же… что они хотят этим?..

– Наверно, нас ждет очередной сюрприз, – произнес Родион, и, похоже, никто не усомнился, что может быть иначе!

– Вот вы говорили, Родион Потапович, что виноват кто-то из моей семьи, – глухим голосом начал банкир, – что кто-то из нее причастен к этим преступлениям и чуть ли не организатором является. Так вот, от моей семьи уже почти ничего не осталось. Марина, отец, даже Мавродитис с Цветковым и Кирилловым – все они вырваны из моей жизни, как куски мяса из еще живого тела! (Никогда не замечала ранее за Маминовым таких сравнений.) Их нет, где они?.. Никита Иваныч, Телемах, ау-у!.. Нет Цветкова, нет Мавродитиса. Понимаете? И вот, пока вы плетете тут свои дурные теории, их устраняют одного за другим. Как там в этой записке… «продолжение следует, уважаемые»? Вот-вот… понимаете?

Родион снял очки и посмотрел на Алексея Павловича с сочувствием, смешанным с тревогой.

– Я прекрасно вас понимаю, – наконец сказал он. – Но мы вычислили этого убийцу. Правда, уже после того, как… но, черррт побери, он же был под замком и с охраной! И не моя вина, что его упустили! Я не буду перед вами оправдываться, но согласитесь – есть уже результаты работы! Есть точные приметы одного и абсолютное установление личности второго из тех, кто устроил вам этот кровавый кошмар, Алексей Павлович. По первому «игроку», приходившему в больницу, составлен фоторобот. Более того, установлено, что этого человека несколько раз видели в молодежном клубе «Тоска», где тусовалась ваша сестра, что этот человек несколько раз уходил оттуда вместе с ней, так что она хорошо знает того, кто забрал из диспансера ее друзей. Что касается второго, этого сбежавшего Валентина, то я установил его личность. Это Иван Ильич Осадчий, по прозвищу Эппл. Свое прозвище – Apple, что переводится с английского как «яблоко» и ассоциируется с понятием «попадать в яблочко», он получил, сами понимаете, не в детском саду, а в особом отделе армейского спецназа под кодовым названием «Перевал», где он служил в звании майора. Я» снял» пальчики этого деятеля и отправил на идентификацию. Нашли данные на Осадчего не сразу, поскольку числится он в покойниках, а в прошлой своей жизни выглядел совсем иначе, чем теперь. Наверно, в результате той катастрофы, после которой его сочли погибшим, он вынужден был прибегнуть к ряду пластических операций. А на операции, сами понимаете, нужны деньги. Далее, – выбросил Родион Потапович свое излюбленное словечко, – в храм он поступил примерно полтора года назад. С рекомендацией, со всем… Вот такая нехорошая бодяга, Алексей Павлович! – резко оборвал сам себя Шульгин. – Вот с кем приходится иметь дело. И раз мы его упустили, то придется играть по его правилам. До поры до времени.