Мне хочется сказать мужу о том, что если бы онпосмотрел такими глазами на Лену, то совершенно ничего бы не было. Потому чтомне, откровенно говоря, все равно и мне было бы совершенно безразлично, если бымой муж увлекся другой женщиной. А если быть более честной, то мне было бынамного легче… Намного легче оттого, что он будет не один. И я, по-прежнемуобхватив руками голову, плачу навзрыд. А затем я прикладываю руку к своемусердцу. Мне становится страшно оттого, что оно так бешено бьется, и я боюсь,что оно может запросто выскочить из груди.

Когда мои слезы иссякли, муж осознал, чтоперегнул палку, и, несмотря на свои белоснежные брюки, сел рядом и начал меняжалеть:

– Ева, ты как? Объясни, что между намитворится? Объясни, и мне будет намного легче. Я устал. Я ужасно устал. Я большетак не могу. Ева, мне тяжело…

– Просто мне было плохо, а он меня спас… – Язнала, что мне уже никогда не хватит духа рассказать правду, потому что япривыкла ко лжи.

– Ты хочешь сказать, что я опять необоснованнотебя приревновал?

– Вить, я уже так устала от твоей ревности.

– Но ведь даже Лена заметила, что что-то нетак. Она тоже обратила на это внимание.

– Мне совершенно неинтересно, на что обращаетвнимание Лена.

Я повернулась к мужу и увидела в его широкооткрытых, горящих глазах боль, которой не было границ.

– Ева, что же с нами творится? – по-детскизадал вопрос муж, ища во мне моральную защиту и утешение. – Что же будетдальше?

– А что у нас может быть дальше?

– Я не знаю. Я уже ничего не знаю… С некоторыхпор…

Неожиданно для себя я схватила мужа за руку ибыстро заговорила:

– Может, мне лечь в санаторий? Может, тыпокажешь меня лучшим врачам? – Мой голос стал громким и возбужденным. –Витенька, меня нужно кому-то показать. Ведь так дальше продолжаться не может.

– Конечно, не может, – согласился со мной мойсупруг.

– Может, мне нужно поставить какие-нибудькапельницы, попить таблетки или поделать уколы? Ведь не может быть, чтобы этоне лечилось?! Не может же быть. У нас сейчас сильная медицина и лечат буквальновсе. Вить, у тебя же хорошие связи во многих больницах, так неужели ты несможешь мне помочь?! Неужели ничего нельзя сделать? Вить, ты должен… Нет, дажене должен. Ты просто обязан мне помочь. Ты понимаешь, что я очень сильноболею?! Ты это понимаешь?

– Понимаю, – кивнул головой мой муж.

– Тогда лечи. Лечи меня, лечи, потому что самая уже не справлюсь. Самой мне не выкарабкаться. Никогда бы раньше не подумала отом, что придет такое время, когда я буду совершенно бессильна…

– Ева, а чем ты болеешь? – Муж осторожно взялменя за плечо и заглянул в глаза. – Ты скажи название своей болезни. Как хотьэто называется? О чем мне говорить с врачами?

Я нервно замахала ресницами и ощутила холодныйпот на спине.

– Ты спрашиваешь, как это называется?

– Конечно. У каждой болезни есть название. Ядолжен знать, чем ты заболела.

– Это называется… Это называется…

– Я знаю, как это называется.

– Как?! – Я облокотилась о стену. А точнее, яв нее врезалась и надавила с такой силой, на которую только была способна. Менялихорадочно трясло.

– Я знал это с самого начала.

– А почему ты не сказал мне об этом сразу?

– Не хотел тебя расстраивать.

– Я тоже не хотела тебя расстраивать. Ябоялась тебе это сказать. Постоянно собиралась с духом, а оказалось, что у меняего просто нет.

– Кого нет?

– Духа, – выдохнула я прямо со свистом.

– Мне не нужно ничего говорить. Я все знал.

– Ты меня ненавидишь? Ты меня презираешь?

– Нет, я тебя люблю.

– Любишь?! – Я слегка дернулась и вновьпосмотрела на мужа. – Любишь?!

– Очень люблю.

– Даже после всего того, что ты знаешь?

– Даже после всего того, что я про тебя знаю,я люблю тебя еще больше.

Мне казалось, что мир сошел с ума, что мы смужем говорим на совершенно разных и непонятных друг другу языках. То ли он нио чем не догадывается, ничего не знает… То ли он вместе со мной сошел с ума иему, как и мне, требуется неотложная помощь.

– Вить, скажи, как называется моя болезнь,потому что мне кажется, что ты совершенно меня не понял.

– Твоя болезнь называется депрессия, что тутнепонятного. Между прочим, страшная штука и очень тяжело лечится. Тут безсеансов гипноза и психотерапии не обойтись. Я не ошибся? Мы с тобой оба говоримо депрессии?

– Да, конечно. – Я опустила глаза. Ядействительно не знала, легче мне или тяжелее оттого, что муж ни о чем недогадывается и поставил неверный диагноз.

– Ева, я тебе помогу. Вот увидишь, я тебепомогу. Завтра же позвоню одному своему старому приятелю-врачу, и тыобязательно к нему подъедешь.

Муж достал из кармана платок, осторожно вытермне глаза, помог встать и сказал, словно извиняясь:

– Ева, ты будешь лечиться и обязательнопридешь в себя. Я уверен, что мы со всем справимся и все обязательно будет какпрежде. Мы справимся, потому что мы с тобой семья. Мы настоящая семья, а этозначит, что мы с тобой сила и нам по плечу любые проблемы. А этот Роман самхорош. Постоянно на тебя пялился. Это не ты виновата, а он виноват. Я это еще вначале поездки заметил. Сам свою жену обнимает, а на тебя пялится. Урод!

– Правда? – Я несколько ожила.

– Что правда?

– Ну то, что он на меня пялился? – Я оживиласьеще больше. – Ты видел, как он на меня смотрел?

– Конечно. Ты даже не представляешь, каксильно меня это взбесило. Может, мне надо было взять его за ухо и хорошенькоподергать? Надо было ему еще в первый день в ухо заехать! И что это ярастерялся?! У него своя есть, и нечего на чужих жен заглядываться, особеннокогда чужие жены пребывают в депрессивном состоянии.

– А как он на меня смотрел? – На моем лицепоявилась улыбка.